| |
наешь, как приятно читать и что-нибудь вкусное жевать... И думать: «Ах, как
мило, что на свете есть Сэнди, которая мне это принесла...» А папа не
рассердится, потому что не узнает. Ты ведь ничего ему не
скажешь?
– Святая Мария, вы совсем еще ребенок, мисс Джессика. Ладно, что с вами
поделаешь, шоколад я вам сейчас принесу. Только смотрите, сами не проболтайтесь
отцу, он тогда живо выставит меня за дверь, не посмотрит, что служу вашей семье
верой и правдой.
– Я скорее умру, Сэнди, чем проговорюсь! – заверила девушка с такой страстью в
голосе, словно речь шла как минимум о государственной тайне.
Горничная, посмеиваясь и покачивая головой, вышла, а Джессика беззвучно
похлопав в ладоши, взяла со столика книжку. Я успел прочесть только имя автора:
«Д-р Ватсон».
«Как так, – подумал я, – такого писателя не было. Он сам – персонаж Конана
Дойля...» И тут же понял: в рассказах-то именно Ватсон писал о Холмсе.
Вернулась горничная с дымящейся чашкой на подносе. По комнате разнесся
сладостный аромат. У меня потекли слюнки. Джессика, оторвавшись от книги лишь
за тем, чтобы ее поблагодарить, принялась читать дальше, прихлебывая из чашки.
Я понял, что если я сейчас не поем шоколада, я свихнусь. Тут в союз вошли и мои
мушиные инстинкты, и мой человеческий вкус. Очень кстати Джессика, перевертывая
страницу, поставила чашку на столик. Видимо, как раз сейчас сюжет книжки
развертывался особенно лихо, потому что читала она, напряженно двигая губами, с
широко раскрытыми от волнения глазами... а забытая чашка стояла на столике.
Я метнулся к ней, приземлился лапками на теплую мягкую маслянистую поверхность,
торопливо сунул в нее хоботок и, кряхтя и причмокивая, с неописуемым
наслаждением принялся всасывать в себя шоколад. Обе мои сущности – мушинная и
человеческая – сошлись в едином блаженстве. Я сладострастно закатил глаза.
И опять же зря. Внезапно свет над моей головой померк, и инфракрасным зрением я
рассмотрел фаланги пальцев прикрывшей чашку руки.
– Ах, гадкое насекомое, – услышал я приглушенный голос Джессики над своей
головой. – Ешь, ешь! Все равно после твоих грязных прикосновений человек к этой
пище уже не притронется.
Видимо, в свободную руку она взяла колокольчик: раздался звонок.
Я замер, дрожа от страха.
– Сэнди, я поймала муху! – заявила Джесска. – Вот, возьми. Только осторожно, не
выпусти.
Чашка колыхнулась, рука над моей головой поползла и заменилась другой,
коричневой, причем проделано это было так осторожно, что щелки для моего
спасения не приоткрылось.
– Вот и отлично, – заявила горничная. – Я вынесу ее на задний двор, а там и
прихлопну.
Обливаясь слезами жалости к себе, я судорожно, с еще большим остервенением,
продолжил пожирание шоколада. В пследние мгновения жизни я хотел взять от нее
все.
– Что ты, Сэнди! – воскликнула Джессика. – Зачем лишать жизни божью
тварь?
– Мухи – надоедливые, некчемные и даже вредные создания, – отрезала
черствосердечная Сэнди.
– Но от того, что убьешь одну, род их не переведется. Так стоит ли пачкать свои
руки, а главное – душу? – задала риторический вопрос добродетельная девушка.
– Ну, как прикажете, миссис, как прикажете, – согласилась (как я позже
удостоверился – притворно) негритянка, и по колебанию чашки я понял, что меня
понесли. Обрадовавшись скорому освобождению, я принялся еще интенсивнее
пожирать шоколад, надеясь наесться впрок.
Вдруг между пальцами руки горничной появилась маленькая щелка, а в нее
просунулись два пальца другой руки и ухватили меня за крылышко.
– «Божья тварь...» – передразнила хозяйку Сэнди, поднося меня к выпуклым черным
глазам. – Еще ничья душа, я думаю, не отправилась в ад лишь за то, что ее
хозяин прихлопнул муху. – С этими словами она, продолжая держать меня за
крылышко, наклонилась, стащила с ноги тапок, положила руку со мной на
подоконник, размахнулась тапком и, быстро отдернув пальцы, ударила.
Тапок стремительно приближался ко мне. Но к моему счастью горничная,
по-видимому, была чуть подслеповата, и только самый краешек убийственного
инструмента грозил меня накрыть.
Я сумел выскольнуть из под него, использовав совсем не мушиный прием: я всем
телом перекатился в сторону.
Подошва ударила о подоконник, но я уже вскочил на ноги, отряхнул крылья и взмыл
к потолку кухни (как оказалось, мы находились именно там).
– Ах, проклятая! – вскричала горничная и принялась за мной гоняться.
Я припомнил как сам когда-то бил мух (о, жестокий!), а иногда еще и засасывал
их в пылесос (о, увы мне, увы!..) и понял: главное – не садиться на
какую-нибудь поверхность. Минут пять я кружил по кухне, увертываясь от ударов
тапка, пока не заметил замочную скважину в двери и не ринулся к ней, сломя
голову. Через мгновение я уже несся под потолком кор
|
|