как, допустили? – смущенно поинтересовался он.

– Вечером заступаю в караул у ее опочивальни, – грустно сказал Емеля. – Да, 
Иван, тяжка служба! Как мне сегодня бока намяли, вспомнить страшно... Эх, 
просил же я ее дать мне силу богатырскую! Не пойму, то ли не дала, то ли я и 
прежде богатырем был... Оплошала она.

– Кто 
«она»?
– Да щука моя волшебная, что все желания выполняет...

Иван крепко зажал рот боевой рукавицей. Ему вдруг явственно вспомнилось, как 
стоящий в обнимку с полоненым печенегом Мойшей Емеля вопит: «Закуски нет, 
Иванушка?! Не беда, исправим! Мне для тебя и ЕЕ не жалко!» А еще вспомнились 
Ивану рыбьи кости на трактирном столе.

– У тебя память часто отшибает? – поинтересовался Иван.

– Нет, сегодня впервой такое случилось... Как медовуху пили – помню, как 
печенега полонили – тоже. А дальше – хоть убей... К слову, убивать-то ты меня 
будешь?
– Что ты, Емелюшка, – ласково сказал Иван, – То шутки наши, богатырские. Ну, 
мне пора.

И он тоскливо пошел по коридору, вытирая о кольчугу измазанные в бананах пальцы.
 Бедный Емеля! Лишился своей единственной опоры – щуки! А ради кого? Ради него, 
дурака! Как тут обижаться...

Иван всхлипнул, промакнул глаза носовым платочком и сослепу налетел на 
бредущего по двору богатыря.

О, это был богатырь, так богатырь! Лицо его было отмечено печатью 
аристократизма, булава была украшена каменьями самоцветными, а походка – почти 
тверда. От толчка Ивана он упал на землю, но сноровисто поднялся и насупил 
брови.

– Извиняйте, – буркнул Иван и попытался проследовать дальше. Но богатырь крепко 
держал его за кафтан.

– Добрый молодец! Вы скверно воспитаны! Вы толкнули богатыря, находящегося в 
состоянии жестокого похмелья, и считаете, что это вам сойдет с 
рук?!
– Я толкнул вас нечаянно, а толкнув – извинился, – ответил Иван, пытаясь 
освободиться. Богатырь отпустил кафтан, но вслед презрительно 
бросил:
– Сразу видно, что вы не киевлянин...

– Да! – взвился Иван. – Из-под Мурома я! Но это не помешает мне окоротить на 
голову заносчивого 
киевлянина!
– Хорошо, – промолвил богатырь довольно. – В полдень на Куликовом поле. И не 
забудь мамке с папкой отписать, что погиб от рук Добрыни Никитича.

– Добрыня! – охнул Иван. Но богатырь уже прошел в казарму.

Продолжая свой путь по двору, Иван прикидывал, как поделикатнее сообщить 
родителям горестную весть. Может, сначала написать все свежие новости, а в 
посткриптуме упомянуть: так, мол, и так, убит Никитичем... Или наоборот: 
сначала сказать, что помер от рук Добрыни, а потом весело пересказать 
предшествующие собы...

Сегодня у Ивана был невезучий день. Он не заметил группу богатырей, едущих 
наперерез, и был сбит лошадью того самого толстого богатыря, который давеча так 
ловко расправлялся с сотоварищами на лестнице. Наткнувшись на покрытый 
кольчугой лошадиный бок, Иван-дурак запнулся и упал под конское брюхо. Богатырь 
остановился и с хохотом 
заявил:
– Попал под лошадь! Ну и добры молодцы шастают по нашему двору! Со смеху 
помрешь!
– Дави его, Илюха! – радостно посоветовал ему другой богатырь.

– Да ладно, пущай живет. Тем паче, по роже судя, земляк он мой.

Иван потряс головой и сел под лошадиным брюхом. Посмотрел вверх и поморщился. 
Позор! Даже не конь добрый его сбил, а добрая кобыла.

– Славная у тебя лошадь, Илюшенька, – подал тем временем голос тот богатырь, 
что советовал задавить Ивана. – Будь эта кобыла конем, была б ей цена триста 
рубликов.

– Ха! Эта лошадь отродясь конь, а цена ей – пятьсот рублей! – не моргнув глазом 
соврал Илья