| |
ри твоим именем клялись... А теперь? Кто кроме нас тебя
вспомнит? Кто песенку
споет?
– Я за славой не гонюсь, – сухо ответил Кубатай. – Былины, подумаешь... Я в
пяти рассказах да двух повестях героем выступаю. Прямо так и написано, черным
по белому: «Кубатай – герой.» Обо мне, может, еще оперу напишут. Роман, может
быть...
Манарбит вскинул голову и пристально посмотрел на Кубатая.
Спросил:
– Звал,
генерал-сержант?
– Нет.
– Значит почудилось... Эх, конец Руси великой пришел. Да и я теперь долго не
протяну. С моими черными делами да на нынешней чистой совести...
– Что вы заладили – черные, черные! – завопил Иван. – Черным по белому, черные
дела...
Намекаете?
– Пошла этническая напряженность, – опасливо ежась, сказал Смолянин. – Вначале
они негров прищучат, потом...
– Не мешай! – оборвал его мудрец. – Кубатай думать
будет!
И он погрузился в процесс мыслительной деятельности. Вначале неглубоко, а потом
и с головой. Минут пять длилось молчание, потом Кубатай
изрек:
– Не могу ни признать, что разрушение транслятора не пошло на благо
человечеству. Полностью отметаю личные корыстные мотивы в этом решении.
Полностью! Иван, былины обо мне петь
будут?
– Будут, будут, – затрепетал Иван.
– Хорошо. Отметаю личные мотивы! Предлагаю восстановить
транслятор!
– А как же задание? – пискнул Смолянин.
– А как же сережки Василисины? – грустно спросил Иван. – Даром я с Кащеем
бился?
– Насчет задания... Мы здесь, Смолянинчик, в отпуске. И лезть голым энтузиазмом
на кладенец, то есть на мумми-бластер, не обязаны. Ты думаешь, Кейсеролл тебе
премию
выплатит?
– А как
же?
– С каких денег? Если остров Русь в Мадагаскар превратится, нам живо
ассигнования срежут. Только и останется, что со сфинксами на Венере воевать, да
по небу... по космосу, за машинами времени гоняться.
– Восстанавливаем магию! – завопил Смолянин. – Я задарма работать не
привык!
– Хорошо. Теперь о сережках. Думаю, умелые руки Манарбита и мои дельные советы
позволят изготовить точную копию сережек из подручных материалов – латуни,
стекла, олова.
– Это нам раз плюнуть, – оживился Смолянин. – Если что – золотом
подсоблю!
– Отлично, – кивнул мудрец. – Что,
решено?
– Решено, – кивнул Манарбит. – Нравится мне бессмертным быть, мелкие пакости
учинять да с богатырями ссориться. Делаем новые
сережки!
– Учти, мы тебя вначале в цепи закуем, а уж потом транслятор включим, –
предупредил Иван. – А то ты и нам пакость учинишь.
Манарбит подумал, но махнул рукой.
– Ладно. Один фиг, бессмертным стану. Рано или поздно, кто-нибудь меня сдуру
освободит. То-то смеху
будет!
И началось делание великое. Кубатай давал советы, Иван бегал за требуемыми
материалами и раздувал огонь в горне, Смолянин перековывал золотые яйца на
серьги, а Манарбит придирчиво оценивал конечный продукт. Это у него получалось
лучше всего. Работали все весело, с охоткой. Между делом Смолянин похвастался,
что им с Кубатаем уже не впервой мир спасать. Заинтригованный Иван
полюбопытствовал:
– Так что, были у вас уже схватки
великие?
– Ну, схватки не схватки, а потужиться пришлось, – сказал честный толмач. – Из
прошлого далекого, из века двадцатого, прилетели к нам два пацана вредных...
– Пацанов не обижай, – хмуро сказал Кубатай, разминая эфесом сабли осколок
золотой скорлупы.
– Ладно, – согласился Смолянин. – Не буду. Так вот, пацанов этих надо было в
прошлое вернуть, а иначе б весь наш мир
погиб!
– Почему? – вежливо спросил Манарбит.
– А потомок кого-то из них знаменитым ученым стал. Не будь пацанов, он бы не
родился, и наш мир – тю-тю! – радостно сообщил Смолянин. – Может помните,
Теймур Антонелли, генетик, что сфинксов-то
придумал?
– Козел он! – взбеленился вдруг Манарбит. – Он у меня в университете биологию
преподавал, три раза экзамен пересдавать
заставил!
Кубатай поднял на них тяжелый взгляд и
сказал:
– Что-то ты разболтался, младший майор! Секреты
разглашаешь!
И работа закипела вновь. Не прошло и часу, как в руках Кубатая оказалась пара
фальшивых сережек. Точь-в-точь как настоящие, не
придер
|
|
