меля! Он грамотку спер! Предатель! Негодяй! Ах, Емеля, 
Емеля, браток названный...




ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТРИ 
БОГАТЫРЯ




Глава первая, в которой Иван опаздывает к собственному прибытию и готовится 
трижды 
помереть

Богатырские казармы были украшением стольного града Киева. Окруженные цветущими 
каштанами и питейными заведениями, казармы сии издавна стали местом отдыха 
горожан. Сюда приходили детушки малые – на богатырей-заступничков посмотреть, 
старцы седобровые – о жизни погутарить, девки веселые – род богатырский множить.
 Иван с восторгом оглядывал праздную публику, и ему хотелось громко и радостно 
крикнуть: «Я – Иван-дурак, будущий 
богатырь!»
Но он сдерживался.

Уже шагов за сто от казармы Иван заслышал задорный посвист сабелек и глухое 
уханье булав. То богатыри забавлялись играми молодецкими.

Гнедок прянул ушами и подозрительно посмотрел на Ивана: туда ли мы едем.

– Что ты, сыть, травяной мешок, спотыкаешься! – гаркнул Иван. Открыл было рот 
снова, но забыл, что полагается говорить дальше, и закрыл его.

Подъехали к воротам, отлитым из пудовых подков, износившихся под лошадьми 
богатырскими. «Первое испытание», – понял Иван и распахнул ворота. Очам его 
открылась чудная картина.

На широкой дубовой лестнице, перемежая дело импровизированными присказками, 
фехтовались на булавах богатыри. Одеты они были в кольчуги булатные, рубахи 
шелковые да сапоги кирзовые. Особенно понравился Ивану толстый и потный 
богатырь лет пятидесяти, который, обломав булаву о головы настырных сотоварищей,
 схватил за ноги другого богатыря – с тонким интеллигентным лицом, и стал 
лупить противников им. Интеллигентный богатырь при этом не терялся и в момент 
удара пытался укусить сотоварищей за незащищенные части тела. Лестница тряслась 
от богатырского хохота.

– Как пройти к Микуле Селяниновичу? – спросил Иван у проходящего мимо богатыря, 
слезая с перепуганного Гнедка.

– К Микуле? Да по лестнице дубовой, в палаты каменные, – с тщательно скрываемым 
почтением ответил богатырь.

Иван вдохнул побольше воздуха и, поминутно извиняясь, стал протискиваться мимо 
резвящихся. Пару раз его огрели булавой, разок укусили за ногу, но через 
каких-то полчаса Иван вошел таки в палаты каменные.

Микула Селянинович сидел на лавке и задумчиво перебирал руками землю сырую, 
насыпанную в большую дубовую кадку. Он тосковал по простому пахарскому труду, 
но как мог боролся с этим чувством.

– Исполать тебе, Микула Селянинович, – нараспев обратился Иван и в пояс 
поклонился. – Привет тебе от старого друга, Ивана-Черная Рука, Гроза морей. А я 
сынок его беспутный, Иван-дурак. Пришел к тебе знатную службу сослужить, 
постоять за землю Русскую, лечь костьми за дело правое.

– Сядь пока, – гулко произнес воевода и, убедившись, что его трогательная тоска 
по прошлому замечена, отставил кадку в угол. – А сколько ж тебе лет, дитя 
мое?
– О, очень много, сударь, восемнадцать! – с восторгом ответил Иван.

– Рука твоя 
тверда?

– Тверда!
– Нога твоя 
тверда?
– О 
да!
– Ну и белиберда, – тоскливо простонал Микула, но все же продолжил: – Вот 
верная черта...

– Всегда! – не к месту, но в рифму встрял Иван.

– ...дурацкого, испытанного стиля. – Продолжил Микула Селянинович, не обратив 
на него внимания. – О Боже!.. И я таким же юным был, когда мы печенегов в 
первый раз побили...

Наступило тягостное молчание. Первым нарушил его 
Микула:
– Чего это мы, 
а?
– К слову пришлось, – вежливо ответил Иван-дурак. – Так я, значит, в богатыри 
записаться хочу.

Микула помолчал, потом заду