и свой закончили поход.
		Но на подступах к Кащею приключилось 
черте-че!		Не рискну я рассказать вам, что случилось с толмачом.
		И мудрец сменил обличье, стал пушистым и с хвостом,
		Впрочем, песня об Иване, мудрецы здесь не причем.
		Наш Иван с Кащеем бился, много сил потратил зря,
		И решил, что фрукт любимый подкрепит богатыря...
		Зря Иван жевал бананы, не в бананах, видно, суть.
		Фрукт сей не залечит раны, не поможет отдохнуть.
		Кожура – другое дело, кожура – всему венец.
		Шкурку от банана смело примени – врагу 
конец!
Наступила тишина. Нарушил ее Илья Муромец, привстав с места и тихо, но грозно 
сказав:
– Так... Былинки хитроумные сочиняем... Подтексты да идейки в них 
вкладываем?
– Какие идейки? – возмутился Воха, быстро закинул гитару за спину, засунул в 
карманы парочку авокадо и навьючил торбу. – Меня всегда ругают, что в былинах 
идей нет! Я первый раз в жизни идею в былину 
запихал!
– И в последний, – задумчиво сказал Илья, извлекая из ножен меч.

Воха торопливо зашагал от скатерти-самобранки, а удерживаемый спутниками 
Муромец орал ему 
вслед:
– Интеллигенция! Вишь, беды нам пророчишь, молокосос! А сам сало за пределы 
Киева вывозишь! Подрываешь экономическую мощь 
страны!
– Что ты так разъярился? – поинтересовался удивленный Иван, когда боян скрылся 
из поля зрения, а Илья немного поутих.

– Суеверный я, – смущенно признался Муромец. – Не люблю, когда беду накликают...
 Как там он пел-то? Илюша с той поры ушел в запой... Ох, боюсь...

– Так ты не пей – и не сбудутся предсказания черные! – радостно заявил Смолянин.
 – 
Делов-то!
– Не пить? – изумился Илья и добавил неуверенно: – Что ж, может это и выход...



Дальнейший путь протекал в тягостном молчании. Былина Вохина произвела на 
друзей впечатление неизгладимое. Алеша время от времени чесал затылок. Иван 
хмурился, а Илья повторял: «Я не пью. Я не пью. Я пью, но мало. Много, но не я.
»
Дорога тем временем вела богатырей по местам живописным, сердцу ласковым. Ох, 
Русь, Русь! Кто тебя выдумал, раскрасавицу! Дай ответ! Не даешь ответа... 
Только тянутся вдоль дорог овсы высокие, березки белокурые да рощицы светлые, 
бамбуковые... И вольно дышится на родной стороне, и сердце покоем наливается, и 
петь хочется, да нет песни такой, что тебя достойна...

– Богатыри! – раздался вдруг девичий голос. – Богатыри! 
Заступнички!
– Начинается, – прошептал Илья, бледнея. – Девица! Сечь не будем, лучше сразу 
убьем!
А к друзьям, на лихом коне, меж тем приблизилась девица-краса, уже знакомая 
читателю памятливому и ожидаемая читателем догадливым.

– Алена! – ахнул Иван. – 
Предательница!
– Не виноватая я! – вскрикнула Алена, гарцуя перед богатырями. – Он сам 
пришел!

– Кто?
– Гапон! Пришел, и говорит: давай, Алена, продадим Русь-матушку! Я кочергу 
схватила, а