есчестный!
– Брось, богатырь. Не серчай. Бизнес такая, брат, штука... И самому стыдно, а 
что поделаешь... Посуди – отвяжу я вас, только меч получу – да и то, может 
обратно отнимите. А не отвяжу – вон сколько у вас добра разного. И мечи, и щиты,
 и луки, и колчаны. Цены им 
нет!
И Садко-богатый гость, осыпаемый проклятиями богатырскими, принялся деловито 
пленников оббирать, да в кучку добро складывать. До Смолянина добравшись сказал 
печально:
– Что ж ты, добрый молодец, бедный такой? И взять-то с тебя 
нечего!
– Да мне, чувак, и не нужно ничего, – ответил Смолянин искренне. – Я ж приезжий.
 А там, откуда я прибыл, все, что мне надобно, есть.

Остановился Садко, призадумался. Ударил в гусельки, да и пропел 
задушевно:
		Ой как прав ты, чужеземец, хоть ты млад – да мудр.
		Не желай того что есть, или сверх 
того!		Через жадность я на дне морском мыкаюсь,
		Против волюшки служу в шутах гороховых.
		А дне морском есть все, что мне 
надобно:		Яства сладкие да девы красные,
		И от вас, богатырей, выкуп не нужен мне,
		То инстинкт взыграл частнособственнический...

Он остановился и некоторое время в задумчивости молчал. Иван, пытаясь попасть 
ему в тон, пропел 
тихонько:
		Отпусти ж ты нас с Богом, по совести,
		Не марай своих рук ограблением...

Садко встрепенулся, пелена туманная с глаз его спала, и он ответил без 
аккомпанемента:
– Быстрый ты больно. Это я так, для красного словца. Душа у меня поэтическая. А 
ты этим воспользоваться решил. И не стыдно тебе? – он укоризненно покачал 
головой. – Эх, чего говорить-то. Все люди одинаковые. Ладно, хватит уж нам лясы 
точить.

И он вернулся к 
Смолянину:
– Может хоть колечко у тебя хоть какое есть? Перстенек золотой, самоцветный...

– Не могу я кольца носить, – ответил застенчиво Смолянин, и растопырил 
перепончатые пальцы.

– Что это у тебя? – спросил Садко с дрожью в голосе.

– Так плавать удобнее, – ответил Смолянин.

– Что ж ты, брат, сразу не сказал, что свой – водяной. Я б и думать не стал, 
отвязывать ли... Вы простите мне жадность непомерную! – обратился он к 
остальным. – Не со зла я это, не из корысти. У царя морского, окаянного, 
характер мой уж больно испортился.

Вытирая слезы раскаяния принялся он снимать с потерпевших путы, 
приговаривая:
– Коль простить меня не пожелаете, отрубите постылую голову.

Столь резкая в нем перемена показалась Ивану подозрительной. Но тут 
припомнилось ему, как давеча сошелся он с Емелей на том лишь основании, что тот,
 как и сам он, левшой оказался. И решил Иван подозрения отбросить.

Богатыри, переводчик и кавказец, принялись разминать затекшие руки и ноги. 
Садко, потупившись, уселся на ворох лиан.

– Что с ним делать, казнить, али миловать? – указал на него Илья, обращаясь к 
спутникам.

– Не пристало спасителя наказывать, – ответил за всех Алеша Попович, находя в 
кучке сложенных Садко трофеев свой меч и вкладывая его в ножны. – Да сдается 
мне, и сам он раскаялся.

На том и порешили.

Причалив к острову Буяну, наши герои сняли с мачты скатерть-самобранку и 
подкрепившись принялись готовиться в дорогу.

– А пойдем с нами, Садко-богатый гость, – предложил Иван. – Зла на тебя мы не 
держим. Кто старое помянет, тому глаз вон. А мужик ты неплохой, видать.

– Эх, ребята, – ответил тот. – И рад бы я к богатырским подвигам отправиться, 
так ведь жить без воды не могу уже. С