кая руки.

Проникшись ответственностью момента, Добрыня принялся бегать вокруг мачты, 
накрепко привязывая к ней пятерых своих товарищей. Закончив с этим, он схватил 
брошенный шест и, ловко им орудуя, направил сбившийся было плот на верный курс.

Расслабившись и тут же окончательно ошалев от призывного русалочьего пения, 
Иван вскричал с поразительной убежденностью в 
голосе:
– Не ври, Иван, – ответил Добрыня укоризненно, продолжая орудовать шестом, – 
ужель, думаешь, поверю я тебе? Ужель думаешь, сам я каменный? Насилу 
сдерживаюсь! Очень я Забаву Путятишну люблю. Если бы не это, давно бы в воду 
прыгнул.

Лишь сказал он слова эти, как зашатался листом осиновым, заплакал и, вскрикнув: 
«Простите, ребята, не выдержал!», – кинулся в бездну смородиновую.

Вспенились воды, забурлили, потускнело солнце, заклубились тучи в небе ясном, 
гром ударил, сверкнула молния! И раздался из пучины смех царя морского, словно 
гул лавины горной раскатистый.

Завертело плот как щепку малую в океане-море безбрежном.

То ли в реве волн не слышны стали песни русалочьи, то ли Добрыню заполучив ушли 
они на дно морское, только очнулись тут наши путешественники от влечения 
извращенного и осознали свое аховое положение.

– Пресвятая Богородица! – вскричал Алеша Попович, – не дай рабам своим в стихии 
водной без покаяния 
сгинуть!
– Даже с покаянием, все равно не дай! – уточнил его просьбу Иван.

Тут гладь речная успокоилась, солнышко из-за тучи выглянуло.

– Услышала меня Богородица! – умилился Алеша.

– А что толку, – отозвался Илья, – не утонем, так с голоду помрем. Отвязать нас 
некому.

Вдруг поверхность реки всколыхнулась, и прям из воды на плот выскочил молодец 
златокудрый с гуслями на лямке.

Наши путешественники выпучили глаза.

– Ты кто такой будешь? – подозрительно спросил Илья.

– Садко буду, – ответил тот, вытряхивая из ушей и гуслей воду, – царя морского 
любимец. «Богатый гость» – мое прозвище.

– Пошто так? – поинтересовался Иван.

– Купцом я на суше был, – объяснил вновь прибывший. – Царь морской меня 
приветил, обучил, как об заклад биться, да выигрывать. Много я на том заработал,
 торговать стал, богатство нажил. Да выяснилось, что не без корысти царь меня 
одарил: вскорости к себе забрал – песни петь.

– Слыхал я такую байку, – вмешался Илья.

– Байку! – фыркнул Садко, – тебе б такую байку! Сколько лет света белого не 
видел!
– А теперь чего же тебя царь морской отпустил? – спросил Иван.

– Богатырь тут утоп, Добрыней назвался, – объяснил Садко, – приглянулся он царю 
морскому, тот мне отпуск и оформил кратковременный.

– Добрынюшка! – горестно покачал головой Алеша. – Эх, 
Добрынюшка!
– Когда ж его царь морской отпустит? – спросил Иван.

– А черт его знает. Я вот седьмой год у него служу, а в отпуске впервые.

– Да, – протянул Иван. И тут встрепенулся. – Слушай, Садко, чего ж мы с тобой в 
неудобности такой беседуем? Отвяжи ты 
нас?
– А чего 
дадите?
– Да ты что? Ужель плату за спасение 
взымешь?
– А как же! Я ж купец по жизни. Задарма и пальцем не шевельну.

– Ну ты!.. – начал было Иван, но Илья, смекнувши, что лучше плату платить, чем 
на дне речном гнить, опередил его.

– Меч богатырский 
возьмешь?
– Меч? – заинтересовался Садко. – 
Покажь?
– Подойди да глянь.

Садко опасливо приблизился к привязанным и вынул из ножен Ильи меч булатный.

– Хорош, – одобрительно покачал он головой. – Камушки на рукояти самоцветные... 
Да только не цена это.

– Почто так? – удивился Илья.

– Меч твой я и не отвязывая взять могу. Да вот уж и взял. Что 
сделаешь?
– Ах ты тать