ржал, 
довольный своим каламбуром. – Ладно, иди, не боись, не выдадим.

С тех пор авторитет Ивана в богатырских рядах вырос неописуемо.




Глава вторая, в которой Иван совершенствует свое искусство правду выпытывать, 
знакомится с оранжевоголовым человеком и становится обладателем 
меча-кладенца

Иван пришел к Марье-искуснице сам не свой. Еще с порога он гаркнул: – Марья! 
Борща! – и прилег в горнице на дубовую лавку.

– Сейчас, Иванушка, – заторопилась Марья, зажав фартуком горшок с наваристым 
борщом. – Сейчас, светик мой. Тебе со 
сметанкой?
– Все равно, – скорбно сказал Иван. – Со сметанкой.

Он мрачно хлебал борщ, а Марья, усевшись напротив, ласково поглядывала на него, 
не забывая подрезать хлеба белого.

Когда Иван утолил первый голод, обсмоктал косточки и съел на закуску гроздь 
бананов, настроение его слегка улучшилось. Он даже взял у Марьи пригоршню 
семечек и сделал вид, что лузгает их.

– Что ты, молодец, невесел, что ты голову повесил? – поинтересовалась Марья.

– Как же мне не горевать? Вызвался я помочь Василисе Прекрасной, а как – ума не 
приложу, – горько признался Иван.

– Василисе? Она девка хитрая, задаст задачку, хоть стой, хоть падай, – 
призналась Марья. – И чего ты ей наобещал, недотепушка 
мой?
– Кащея найти, сережки Василисины у него отобрать, Василисе в срок доставить. А 
сроку того – неделя без одного дня.

– Это служба, не службишка, – согласилась Марья. – А в чем 
незадача?
– Как мне путь найти к Кащею? Там-то я с друзьями справлюсь, укорочу нечисть.

– Кащей-то бессмертный! – предупредила Марья. – Ладно, путь к нему я укажу. 
Есть у меня зеркальце волшебное, чего хочешь покажет. Счас мы его и 
проэксплуатируем... Так, куда же я его засунула? Последний раз доставала, когда 
Емеле картинки заморские, срамные, демонстрировала, потом убрала недалече... А! 
В спальне моей, под подушкой! То-то спать жестко было...

Оставив дурака размышлять над своими словами, Марья проворно сбегала за 
зеркальцем и установила его на столе. Зеркальце было маленьким, квадратным, с 
отколотым уголком и частично облупившейся амальгамой.

		Свет мой, зеркальце, скажи,
		Да всю правду покажи,
		Как бы нам пройти к Кащею,
		Чтоб намылить ему 
шею?
– застенчиво попросила Марья.

Зеркальце затряслось, загудело, покрылось красными, зелеными и синими полосами, 
потом посредине его появилась светящаяся полоса. Донесся плеск волн.

– Изображение барахлит, – призналась Марья, и постучала по зеркальцу кулаком. 
На мгновение мелькнула вода, песчаный берег и чье-то злое лицо. И все. 
Зеркальце покрылось мелкими квадратиками, сеткой окаянной, и больше ничего не 
показывало.

– Силен Кащей, – вздохнула Марья. – Чары наложил. Не получится у нас дорогу к 
нему увидеть.

И тут дураку пришла в голову гениальная мысль.

– Марья! А может зеркало показать кавказца Кубатая? Говорят, что он все на 
свете знает, даже к Кащею 
дорогу!
Марья хмыкнула и 
сказала:
		Свет мой, зеркальце, 
мечтаю		Я увидеть Кубатая,
		Что на свете всех умнее,
		Всех румяней и 
белее!
Зеркальце загудело, на мгновение показало князя Владимира («Это оно та