огатым, Владимир уже облюбовал себе свитер приятной красно-бело-синей 
расцветки и ласково улыбнулся 
Емеле:
– Здоров ты, 
парнишка!
– Питаюсь налимом.

– Отъел себе харю, как я погляжу. Откуда 
товары?
– Из боя, вестимо. Побил басурманов. Вот так я 
служу!
– А с кем же ты 
дрался?
– Со Змием ужасным. Похож на корову, рогат и копыт. Я Змия пинком уложил в 
одночасье, а после был прочий вражина побит.

Владимир с сомненьем покачал головой. И неожиданно 
заорал:
– А много ль корова дает 
молока?
– Не выдоишь за день, устанет рука, – пролепетал Емеля.

– Все ты врешь, – устало сказал Владимир. – За тряпки, конечно, прими 
благодарность, но все же придется тебя наказать.

– О, Солнышко наше, не надо, спасибо, позволь мне отсюда домой убежать! – 
взмолился Емеля.

– Кончай рифмоплетство! – осатанел князь.

– Немедля кончаю, – пискнул Емеля.

Князь помолчал, потом строго 
сказал:
– Вот что. Ежели ты, врун, покаешься, скажешь откуда трофеи на самом деле, 
голову рубить не будем. Вместо того – выдам тебя за Несмеяну... тьфу, Несмеяну 
за тебя, вечно путаюсь. 
Согласен?
Обалдевший Емеля быстро кивнул. Князь спустился с трона, обнял его за плечи и 
доверительно 
сообщил:
– Понимаешь, зятек, Иван-дурак Несмеяну опозорил.

– А я думал, он только ширинку расстегнул, – закручинился Емеля.

– Да не в том смысле! Какой ты глупый, настоящий царевич. Иван отказался 
Несмеяну в жены брать. 
Позор?
– Позор, – неуверенно согласился Емеля.

– Вот ты сей позор и покроешь. Человек простой, сразу видно – из народа. Людям 
это понравится. Ладно, сейчас я невесту твою кликну, ты про подвиг расскажешь. 
Только не 
ври!
Вскоре по зову пришли Несмеяна и Василиса Премудрая (она же – Прекрасная). 
Емеля, пожирая Несмеяну глазами, стал рассказывать о богатырском подвиге, не 
забывая и свое скромное в нем участие.

– Да-а, – протянул удивленный Владимир. – А я на богатырей бочку катил, 
собирался им головы поотрубать. Бывают, бывают и у нас, князей русских, 
ошибочки. Что ж мне делать? Может советников разогнать или Дом Советов 
подпалить?
– Зачем же крайние меры, милый? – удивилась Василиса. – Прикажи верным боянам, 
пусть они песенки поют о твоих терзаниях и страданиях за народ русский. Так 
испокон веков делалось, и всегда прокатывало. А то выйди к народу и крикни: 
«Люб я вам, аль не люб?!» Только не забудь перед этим стражничкам жалование 
повысить и вокруг народа тройным кольцом поставить... А на советников не 
гневайся. Они тут ни при чем, один Гапон воду мутил.

– Гапона не трожь, – огрызнулся Владимир. – Какой ни есть, а в домино отменно 
играет, галстук завязывать умеет, боянов высмеивает знатно. Как придет с 
повинной, так и разберемся.

Наступило молчание. Нарушил его Емеля, который поглаживая руку Несмеяны, 
спросил:
– А свадебку когда 
сыграем?
– Свадебку? Через недельку. Надо бражки наварить, налог свадебный с горожан 
собрать, ликование народное организовать... – Владимир поочередно загибал 
пальцы. Потом уставился на Василису и задумчиво произнес: – Что-то о тебе мне 
Гапончик говорил... Он, конечно, под подозрением, но просьбу его уважим... А! 
Вспомнил! Мечтал он тебя в сережках самоцветных увидеть, что я тебе на свадьб