его 
повязали, и остатки стражи уволокли дурака в подвал. Князь Владимир утешал 
вновь плачущую 
Несмеяну:
– Ничего, ничего, жили без мужа и дальше поживем. Не плачь, девчонка. Пройдут 
дожди. Дурак найдется. Ты только жди.

Несмеяна ревела.

Князь сказал 
жалостливо:
– Ну, хочешь, я ширинку расстегну? Посмеешься.

– Не-е-т, – замотала головой Несмеяна, – мне у тебя не смешно-о-о.

Владимир вздохнул, посмотрел вслед полоненому Ивану и печально 
сказал:
– Однако, каких людей теряем! Лучших людей...



Сидел за решеткой в темнице сырой, страдая с похмелья, дурак молодой. Ох и 
муторно же ему было! Друзей не спас, а еще хуже подставил. Сам в немилость 
попал. Царевну обидел, князя оскорбил. Опохмелиться нечем.

– Эй, дурак, передача тебе, – маленькое окошечко в железной двери камеры 
открылось, и разукрашенный синяками стражник протянул Ивану бутыль и огромный 
каравай. – Девка твоя, Марья-искусница, передала. Я отпил пару глоточков, ты уж 
не серчай.

Иван посмотрел на бутыль.

– Глоточки-то у тебя богатырские. Как глотнешь – четвертушечка, присосешься – 
поллитровочка... Что, у меня и прав никаких 
нет?
– Как нет? Есть. Чай, у нас Русь, а не дикая страна половецкая. Есть у тебя 
право сохранять постное лицо, есть право кричать благим матом, есть право на 
один звонок.

– Насчет лица и насчет мата я понял. А вот насчет звонка...

Стражник молча просунул в окошечко коровий колокольчик. Иван в сердцах плюнул, 
но правом воспользовался. Полегчало. Сел в углу темницы на чугунную богатырскую 
парашу и откупорил бутыль. После нескольких глотков почувствовал, что сил 
прибавилось, а в голове просветлело.

– Ох, Марьюшка, ох, уважила, – нежно прошептал он, лаская бутыль. – И закусочку 
не забыла...

Он разломил каравай и с удивлением уставился на выпавшую оттуда грамотку.

– Неспроста, – прошептал дурак. – Или спроста? Хорошо, что я азбуке обучен.

Развернув бересту, Иван 
прочел:
«Миленочек! Сразу два горя у меня. Дядька Черномор в ванне утонул, а тебя пес В.
 в тюрьму засадил. Первому горю не помочь, а со вторым справимся.

В караване спрятаны вещи хитромудрые, что бежать тебе помогут. Во-первах – 
пилка-самопилка, во-вторых – лесенка-чудесенка, а в третьих – лом-самолом. И 
еще – кепка-невидимка. Дружок твой, Емеля, с ейной помощью гнева княжеского 
избег, у меня под кроватью спрятался. Друг твой – такой затейник, за тебя горой 
стоит.

Да учти, милый, вещам мудреным надо в стихах приказывать, иначе не понимают. Ты 
уж постарайся. Как убежишь, приходи ко мне. Твоя М.
»
Заинтригованный Иван растребушил каравай и нашел: маленькую пилку, вроде тех, 
какими модницы ноготки полируют, изящный медный ломик в кожаном чехле и 
маленькую бамбуковую лесенку. Кепку-невидимку, как не искал, найти не смог. 
Видать уж больно невидима была.

Бережно подобрав и съев все хлебные крошки, не от голода, а от высоких 
моральных устоев, Иван задумался. Как же пустить в дело хитрую снасть. И как ей 
приказывать?
Но не зря Иван-дурак с боянами общался. Смекнул, что любой дурак может сладко 
петь, коль нужда заставит. Откашлявшись, Иван 
приказал:
		Ну-ка, пилка-самопилка,
		Что моя прислала 
милка!
Пилка встрепенула