том обсудить их.

– Да мы и так уже спелись! – протестующе крикнул боян Верхушкин. – Можем сразу 
все обсудить, а потом веселью 
предаться!
– Он дело говорит, директор, – поддержал Верхушкина тот самый старенький седой 
боян, который только что с Иваном и тремя богатырями сидел в кабаке. – Все мы 
понимаем, что здесь собрались настоящие пивцы... певцы, то есть. Профессионалы! 
Не побоюсь даже сказать, гении... Чего ж нас, гениев, обсуждать? Лучше мы 
молодежь послушаем, решим, что с ней делать...

– Лапкин! – погрозил ему пальцем директор. – Нам гении не нужны. Нам нужна 
чистота 
звука!
Все дружно закивали. А боян-директор продолжал развивать свою 
мысль:
– Помните, как в первый раз мы собрались? Какой разброд был в певческом деле? 
Отдельные именитые певцы пели в полный голос, а нас и слушать никто не хотел! И 
вдруг мы собрались кучкой, созвали народ и исполнили концерт «Версты былинные»! 
По одиночке нас бы закидали тухлыми кокосами, а когда мы вместе были – 
побоялись! И пусть кое-кто возмущался некоторой разноголосицей, все равно 
признано было, что многие из нас имеют слух, а некоторые – голос. Да что 
говорить, независимо от слуха и голоса все мы сочиняем и собственные 
былины!
– Кстати, о собственных былинах! – приподнявшись, гневно заявил сидящий на 
кадке с березкой маленький сутулый боян. – Я сочинил уже столько былин, столько 
струн всем тут на гуслях перенастроил, такое активное участие в делах ВБО 
принимал, что мне давно пора организовать сольный 
концерт!
Сидящий по правую руку от директора боян поднялся и иронически 
ухмыльнулся:
– Ах, Шнобель, Шнобель... Ну зачем вам сольный концерт? Сольных – не надо. 
Когда бояны вместе поют, не так заметно кому чего не 
хватает!
– А ты пел сольно, пел! – подпрыгивал не месте боян Шнобель.

– У меня слух есть, – парировал тот и сел.

Заинтригованный Иван толкнул сидящего рядом бояна булавой и 
спросил:
– Слушай, кто 
это?
– Боян, ткачев сын, – потирая бок ответил сосед.

– А что такое 
ВБО?
– Всерусское боянское объединение... Ну ты, критик, и темный! Кто ж нас не 
знает?!
Пристыженный дурак примолк. А директор ласково потрепал по голове хнычущего 
Шнобеля, шепнул ему что-то на ушко и 
объявил:
– Ну что ж, пора и обсудить кого-нибудь. На закуску, так сказать. Лапкин, 
говорят, вы уже прослушали былины 
молодых?
Но не успел Лапкин ответить, как из тесной кучки безусых боянов, которые 
трясясь от страха стояли в дверях, вынырнул удивительный человек. Иван-дурак 
при его появлении поперхнулся медовухой, которую кто-то любезно протянул ему, и 
стал на всякий случай натягивать боевые рукавицы.

Человек был немолод и на бояна ничуть не походил. Да и вообще не походил он на 
русича, хоть и сабельку имел, какой любой богатырь бы позавидовал. Но самое 
удивительное – его волосы и борода имели нежно-зеленый, напоминающий о весне и 
свежей травке, 
цвет!
– Кстати, о былинах, – заорал он. – Услышав слово «былины» я решил рассказать 
вам удивительный факт! Слово «былины» происходит от древнерусского слова 
«быль»! Быль же означает – бывалое, бывшее, то есть уже случившееся и запавшее 
в память народа! Кстати, о народе! Слово «народ»...

– Ты кто такой? – осадил его директор. – Я тебя раньше не видел.

– Боян я, – раскланиваясь, сообщил зеленоволосый. – Кстати, слово «боян» 
происходит от...

– А ты не тать лихой? – вскинулся Шнобель. – Не печенег ли? Не кавказец ли 
дикий?
– Я русский боян, – обиделся тот. – Автор замечательных застольных былин, 
исполняющихся напевно, вполголоса.

– А почему мы тебя не слышали? – продолжал бдить Шнобель.

– Пару лет назад, – помрачнел зеленоволосый, – шел я по лесу и упал в берлогу. 
Мне медведь на ухо и наступил. С тех пор я пою тихо, для себя.

– Кубатайчик! – всплеснул руками боян Верхушкин. – Помню, помню я тебя! Ребята, 
это наш, 
боян!
Зеленоволосый гордо подбоченился и п