| |
а их бесконечной дороги. Беззвучное шевеление губ - видимо,
заклинания, - и стеночки мягко распались, так что она осталась торчать на
небольшом и крайне шатком возвышении, точно пестик огромного цветка.
- Прекрати свои фоку... - начала она на самых высоких тонах, но тут под
коленки ей весьма ощутимо ударило что-то бархатистое, и она, не удержав
равновесия, шлепнулась на подставленное кем-то сзади сиденье.
- Не пугайся, моя госпожа, - нам, возможно, придется пройти через огонь,
- проговорил Кадьян таким равнодушно-унылым голосом, что после этого не
возникло ни малейшего желания пугаться.
Даже наоборот.
- Не принимай меня за... - И снова ей не дали договорить - со всех сторон
мелькнули какие-то черные шторки, и она почувствовала себя в наглухо
закрытом портшезе, который подняли и, судя по дробной тряске, весьма резво
понесли.
- Останови сейчас же! - крикнула она, безрезультатно рассыпая по стенкам
удары весьма энергичных кулачков. - Стой, тебе говорят! Не смей спасать
меня, пока не вытащишь Сэнни!
Носилки качались уже равномерно - видимо, натренированные бегуны пошли в
ногу. Криков они или не слышали, или им было ведено не обращать на них ни
малейшего внимания.
- Да стойте же! Стойте! Всех перевешаю!
Темп бега заметно ускорился.
Девушка похолодела, когда поняла, что это - не следствие ее монарших
посулов, а опасность неудержимо распространяющегося пожара. Она вспомнила
палки в руках разбегающихся слуг да это же были факелы! Прожаренная солнцем
смолистая древесина вспыхнет, как пакля, а Сэнни где-то в самом сердце этого
дворцового лабиринта!
- Да послушайте же! Оцмар умер! Я теперь ваша госпожа! Я вам
при-ка-зы-ва-ю!!!
Носильщики разом остановились, портшез опустился с легким толчком, и
земля под ним закачалась. Таира догадалась, что ее крошечная тюремная
каморка плывет, и не на плоту, а на быстроходной лодке, - отчетливо
ощущались толчки дружных весел. За городом они или под ним? Сколько длится
их путешествие? Да четверть часа, не меньше. За такое время... Она сжала в
комок драгоценное платье, проклиная себя за то, что бросила где-то возле
княжеского погребального ложа такой необходимый сейчас нож. Бархатистые
стенки портшеза не пропускали звуков - из слоновьей шкуры они, что ли? - и
было ясно, что ни ногтями, ни зубами их не продерешь. Кругом ничего твердого
- травяная подушка, и все. Хотя бы не быть босиком - на сапогах или туфлях
бывают металлические пряжки...
И тут ее осенило. Платье! Наряд, расшитый самоцветами! Если хоть один
имеет острые грани... Пальцы судорожно ощупывали невидимые в кромешной
темноте драгоценности. Есть! Маленькая, но жесткая металлическая оправа,
алмазное острие. Только бы не подделка, только бы...
Резкий толчок отбросил ее назад, руки разжались. Пришлось снова в
лихорадочном темпе искать нужный камень, а носилки между тем подняли, и
снова началось Движение - теперь вверх по чуть заметному, но постоянному
склону. Ага, вот. Ободрать жемчуг, который мешает зажать ткань в кулаке,
чтобы выступала только самая верхушка накладного украшения... Так. Камень со
скрипом проехался по диагонали боковой стеночки. Неужели ничего? Она
послюнила палец и попыталась нашарить в темноте след пореза. Не порез... но
царапина. Ощутимая, хотя и не глубокая. Она оперлась коленями о плетеное
сиденье и принялась изо всех сил резать шкуру, стараясь попадать по одному и
тому же месту. В маленькой кабинке стало жарко, от постоянной качки к горлу
подступала тошнота. Проклятая оболочка ее микротюрьмы, словно заговоренная,
не уступала - руки онемели, а результатом была только маленькая бороздка.
Девушка сменила руку и продолжала работу с неослабевающей яростью, запрещая
себе думать о том, что прошло уже не менее получаса. Несколько раз
характерный сбой покачивания показывал, что носильщики меняются, продолжая
неуклонно двигаться в гору. Теперь ей не нужно было искать направление
разреза - камень скользил по бороздке, которая углублялась раз от раза. Вниз
- вверх. Вниз - вверх. Вниз...
Легкий запах гари проник в кабинку. Таира чуть не завопила от радости
значит, еще немного. Сильнее. Сильнее...
Носилки закачались и рухнули без всякого бережения. Теперь до нее
доносились звуки и тяжелый топот - если бы не ожесточенность криков, можно
было бы подумать, что вокруг ее укрытия пляшут захмелевшие великаны. Что
узилище превратилось в убежище, она уже не сомневалась; несколько раз по
портшезу били чем-то тяжелым, затем он качнулся и завалился набок - счастье,
что не той стороной вниз, где наметился разрез. Шум понемногу стихал, сверх
|
|