о  малыша
- и расстанемся по-хорошему. У меня тоже, знаешь, нервы на пределе.
   - Подарки не возвращаются, делла-уэлла. Этот город - твой...
   - Да что ты заладил - твой, твой... Не нужен мне,  не  нужен,  не  нужен!
Гори он синим огнем!
   Он дернул головой, словно его ударили по  лицу,  и,  резко  отвернувшись,
прижался лбом к зеркалу. Тугая, напряженная тишина не просто повисла  -  она
нарастала,  как  может  нарастать  только  звук;  никогда  не   испытывавшая
приступов  клаустрофобии,   девушка   задыхалась   от   гнетущего   ощущения
сдвигающихся стен. Она невольно повернулась к принцессе, как бы прося у  нее
поддержки, и натолкнулась на острый, почти ненавидящий взгляд. "Да что же ты
делаешь, что ты творишь, капризная самовлюбленная дура, -  читалось  в  этом
взгляде. - Сейчас он вышвырнет нас из дворца, и кто нам тогда поможет искать
моего сына?"
   Таира пожала плечами, встряхнулась, и с  нее  словно  слетели  колдовские
чары.  Ну,  немного  душно  -  потерпим.  Паршивый  полумрак,  так  это  еще
прабабушка как-то бросила мельком: мол, не позволяй мужчине гасить свет, это
- прерогатива женщины... Тогда она не поняла. Теперь поняла - наполовину.
   Она вздохнула, нагнулась и подняла  чье-то  кисейное  покрывало.  Хорошо,
длинное - удалось завернуться, получилось что-то вроде сари. Жаль, никто  не
оставил тапочек. Скользнула к горемычному князю, замерла у него за спиной.
   - Ну прости, Оцмар, я погорячилась. Настоящая Царевна Будур тоже, знаешь,
была не сахар...
   Сейчас он обернется и отчихвостит ее  последними  княжескими  словами.  И
будет морально прав. Дареному городу в  подвалы  не  смотрят.  Она  смиренно
сложила  руки  на   груди   и   опустила   голову.   Но   из-под   опущенных
темно-каштановых, с золотыми кончиками ресниц все-таки зорко следила за тем,
как он томительно-медленно поворачивается к  ней,  подняв  руки  то  ли  для
проклятия, то ли для заклинания.
   - Ты отвергла то, что я строил для тебя половину моей  жизни...  -  Шепот
его был бархатист и горяч, но в нем не было  даже  тени  упрека.  -  Значит,
этому городу не быть. Но остальное - твое. Ты - владычица Дороги Будур!
   Над головой девушки что-то серебристо звякнуло,  и  тотчас  по  плечам  и
груди словно пробежала ледяная сороконожка  и  под  дымчатую  кисею  юркнула
голубая многолучевая звездочка.
   - Благодарю, князь, за царский подарок, -  начала  она,  вежливо  касаясь
пальцами губ, лба и только что полученного талисмана, - да живешь сто лет  и
ты, и многочисленные твои сыновья, которых дарует тебе судьба...
   Она еще произносила книжную цветистую фразу, каких уже давно не  услышишь
на Земле, а в душе уже прыгал солнечный зайчик: талисман!
   Она  забыла  про  свой  волшебный  флакончик  со  снежинками,   мгновенно
окутывающими завесой невидимости. Он сейчас у принцессы, нужно его  забрать,
и тогда ей сам черт не страшен!
   - ...Все считают, что это - единственная частица голубого золота,  словно
издалека доносился до нее голос Оцмара, нежный и торжественный, - и  другого
на Тихри больше нет. Но это не так, делла-уэлла. На вершине  той  горы,  под
которой растут горные пуховые цветы, принесенные  Кадьяном,  стоит  башенка,
очертаниями похожая на каменного короля с поднятой рукой.  В  подвалах  этой
башни, чей вход замурован, лежат слитки голубого золота. Оно твое.
   Дались ему эти подарки! Она чуть было не высказалась  относительно  того,
что голубое золото ей нужно как и все остальные  сокровища  его  допотопного
княжества, но  вовремя  скосилась  на  принцессу,  судорожно  вцепившуюся  в
подлокотники кресла, и мысленно почесала в затылке, пытаясь  сконструировать
еще  одну  благодарственную  фразу  помахровее,  на  манер  сладкого  щебета
Шахрезады:
   - Моя признательность, о щедрый властитель, не знает границ...  Послушай,
Оцмар,  я  иссякла.  Скажи  сам,  как  у  вас  тут  принято  благодарить  за
царственные дары?
   - Тира!.. - предостерегающе воскликнула мона Сэниа.
   Но девушка уже и сама поняла двусмысленность того  положения,  в  которое
она поставила себя этими словами. А что, если он сейчас скажет... Но  она  и
представить себе  не  могла,  как  в  действительности  отзовется  тревожный
возглас  принцессы:  вороново  крыло  ярости  смело  всю  нежность  с   лица
Полуденного Князя, а  голос  приобрел  голубую  пронзительность  обнаженного
лезвия:
   - Замолчи, злобная похотливая ведьма! Знай, что ты ошиблась,  когда  твоя
алчба повлекла тебя ко мне из твоего проклятого далека... хотя, может  быть,
мы и были предназначены друг для друга. Но чудо, что выше  судьбы,  подарило
мне солнечную мечту, имя которой - делла-уэлла, и не  пытайся  встать  между
нами!
   Таира слушала весь этот бред в полной растерянности. Только что перед ней
был юный Шахрияр, дарующий ей все волшебства "Тысячи и одной ночи", и  вдруг
- мгновенное преображение в нечто драконоподобное... Хотя нет. Сейчас, когда
она глядела на него без страха, уповая на защитный амулет, она  признавалась
себе, что и  в  безумной  ярости  он  прекрасен.  "Отступай,  тихонечко,  по
полшажочка, но отступай немедленно, иначе тебе не  выпутаться  из  жемчужной
сетки его чар", - нудно талдычил внутренний голос. "Заткнись, -  прикрикнула
она на него, - я Царевна Будур, что хочу, то и делаю, и папа не узнает".
   Но на полшага назад он