то
его утешить. - Видно, тебе передалось все лучшее, что было в ней.
   - Она была  полонянкой,  перепроданной  Аннихитре  Полуглавому  с  Дороги
Строфионов. Аннихитре не хватало жемчуга на свои  безумства,  и  он  уступил
рабыню моему отцу.
   - Значит, люди разных дорог торгуют между собой?
   - Люди - нет. Только князья. - Голос Оцмара приобрел неприятный  холодок,
- да, действительно, ни о чем постороннем здесь говорить не  следовало.  Тем
более о торговле
   - Послушай, а почему анделисы не воскресили ее?
   При упоминании об анделисах рука владетельного князя рванулась  к  поясу,
словно пытаясь отыскать там оружие. Но он сразу же овладел  собой  и  сделал
что-то, отчего  светящаяся  ваза  вместе  с  низенькой  круглой  столешницей
поплыли вверх, а из образовавшегося  отверстия  хлынул  в  комнатку  дневной
свет.
   - Я представил тебя  моей  матери,  чего  не  делал  ни  с  одной  другой
женщиной, - сказал царственный юноша. - Теперь идем.
   Он шагнул в открывшуюся дыру  и  начал  спускаться  по  невидимой  отсюда
винтовой лесенке. Не колеблясь, его спутницы  последовали  за  ним  и  скоро
очутились на площадке широкой лестницы, которая, плавно  изгибаясь,  вела  к
исполинским воротам. Таира с удивлением отметила,  что  и  лестница,  и  все
остальное сделаны из дерева. У нее еще мелькнула опасливая мысль -  а  вдруг
пожар? Но  тут  Оцмар,  шедший  впереди  и  уже  спустившийся  на  несколько
ступенек, остановился и коротко сказал
   - Обернись.
   Она поворотилась назад и чуть не  вскрикнула  от  восхищения,  на  задней
стене лестничной площадки висели три удивительные картины. Еще  прежде,  чем
она рассмотрела каждую из  них,  ее  поразила  та  же  невыразимая  гармония
сказочности и реальности, которой веяло от всего этого города-дворца.
   На левом полотне - впрочем, это мог быть и картон, и фреска, но это  было
неважно - на фоне тусклого  солнца  четко  очерчивался  силуэт  "лягушачьей"
горы, которую она уже видела, когда вылезала из  княжеского  везделета.  Три
фигуры в монашеских черно-белых одеяниях, казалось, проплывали у ее подножия
покорно и в то же время настороженно к какой-то неведомой цели,  на  которую
так же внимательно и недоверчиво глядела голова исполинского изваяния.
   На средней картине все было предельно ясно - голенький малыш, сидящий  на
вершине холма, тянулся к одуванчику,  а  над  ним  парила  Гуен,  освещенная
солнцем   снизу   так,   что   ее   силуэт   казался   кофейным   на    фоне
желтовато-закатного неба.
   А вот на третьей картине, величественно опираясь на топкий посох,  стояла
незнакомая царевна в сияющей  короне,  осененная  крыльями  сидящей  за  ней
птицы. Но это уже была  не  Гуен  -  птичка  размахом  своих  крыльев  могла
сравниться со здоровенным птеродактилем.
   - Но ведь это не я! - изумилась Таира.
   - Нет, не ты, делла-уэлла. И не твое сибилло. Но это  был  вещий  сон,  и
когда-нибудь эта увенчанная золотом дева встанет на пути одного из нас.
   - Ну так, естественно, на твоем! - убежденно сказала Таира. - Это и будет
женщина с волосами цвета солнца. А я  -  это  так,  прелюдия.  У  меня  свое
солнышко...
   - Таира! - предостерегающе прошептала мона  Сэниа,  которая  до  сих  пор
следовала за ними покорно и бесшумно, как бесплотная тень.
   Действительно,  до  возвращения  Юхани  совершенно   необязательно   было
посвящать владетельного князя в свои сердечные тайны.  А  после  возвращения
тем более.
   - Нет, - с бесконечной печалью проговорил Оцмар. - Ты - моя  делла-уэлла.
Другой не будет.
   Он смотрел на нее с нижней ступеньки  влажными  оленьими  глазами,  и  ей
вдруг стало стыдно за полноту своего счастья. Словно  она  одна  сытая  была
среди голодных. Вон Сэнни - совершенно высохла от горя по своему Юхани. Этот
князюшка, которого кто-то осчастливил бредовым предсказанием.  И  только  ей
одной-единственной  девчонке  на  Земле!  -  выпало   черт   знает   сколько
приключений... и голубоглазый Лель в придачу.
   На нижней площадке, чуть прихрамывая, появился Кадьян.
   -  Что  там?  -  не  оборачиваясь,  спросил  князь,  хотя  шагов  горбуна
совершенно не было слышно на теплом деревянном пастиле.
   - Пора, Великодивный.
   Сразу же за воротами их ожидал кукольный домик, весь  резной  и  пахнущий
самшитом. Двери и окна походили на большие замочные скважины -  ни  створок,
ни стекол. Внутри  -  широкие  лавки  с  разложенными  на  них  черно-белыми
одеяниями, подозрительно смахивающими на рясы доминиканцев. Оцмар взял  одно
из них и обратился к Таире:
   - Готова ли твоя птица сопровождать нас?
   Девушка в  замешательстве  подняла  глаза  на  принцессу:  Гуен  была  на
корабле, а где он - неизвестно.
   - Владетельный князь, - проговорила  мона  Сэниа,  чеканя  каждое  слово,
заклинание, вызывающее волшебную птицу, не должно касаться посторонних ушей.
   Оцмар поклонился Таире так, словно это требование прозвучало из ее уст, и
вышел наружу. Было видно, как он отходит к расписным воротам, чтобы ни  один
звук,  случайно  вылетевший  из  узенького  окошечка,  не  был  им  нечаянно
подслушан.
   Мона Сэниа бросилась к Таире и схватила  ее  за  плечи  тонкими  жесткими
пальцами.
   - Жди меня, я только на корабль - и обратно, - зашептала она торопливо, и
лицо девушки вспыхнуло от неистового жара ее дыхания. - С  тобой  ничего  не
случится, с тобой ничего не может случиться!..
   И ее уже не было в полумраке игрушечного домика. Девушка пожала  плечами,
подошла к окошечку, смахивающему на бойницу. Да