нялся  уничтожать
все семейства, хоть как-то причастные к его похищению, от мала до велика. Не
только знатные караванники, заподозренные в соучастии, -  лекари  и  стража,
челядь и даже уличные ворожеи, нечаянно оказавшиеся в тот день у  княжеского
дворца,  все  друг  за  другом  представали  перед  княжеским  судом  то  за
путешествие без фирмана супротив солнца,  то  за  оставление  поста,  то  за
недонесение о воровстве, то за несбывшееся  предсказание...  Ты  говорила  о
ценности жизни, о  мудрая  моя  повелительница,  -  да,  никого  из  них  не
раздвоили, кроме моего старшего брата, но  сослали  на  весенние  поля,  где
приходится работать по колено в талой воде и под палящим солнцем, которое за
одну преджизнь успевает превратить кожу в  сплошной  бородавчатый  нарост...
Углубившись в учение, я ни о чем таком не слышал,  пока  до  меня  не  дошла
весть, что отец собирается на княжий суд. Нет, его ни в чем не обвиняли - он
сам обратился за справедливостью. Оказалось, что, когда наш караван  перешел
на новое стояние, нам предоставили  не  восемь,  а  только  четыре  поля  на
кормление, затем -  два,  а  потом  ни  одного.  Отец  продавал  накопленное
поколениями добро, чтобы удержать  своих  людей  от  разбоя,  но  долго  так
продолжаться не могло. Он отправился к Полуденному  Князю,  но  вместо  зала
Правосудия его привели в длинный  пустой  коридор.  На  противоположном  его
конце виднелась пища, а в пей, освещенная яркими четырехсвечниками, - клетка
с детенышем гуки-куки. Некоторое время отец терпеливо ждал, как вдруг зверек
отчаянно заверещал, и тогда стало видно,  что  сверху  в  клетку  опускаются
длинные сверкающие лезвия...
   Таира невольно вскрикнула.
   - Может, не надо?.. - тихонько проговорил Скюз.
   - Продолжай,  -  холодно  велела  принцесса.  -  А  ты,  девочка,  можешь
удалиться.
   Таира вздернула подбородок и не тронулась с места.
   - Мой отец бросился вперед, - продолжал Лронг, - но орудия  чьей-то  злой
воли продолжали делать свое дело. Когда он добежал и хотел уже было взломать
решетку, несчастный детеныш был уже мертв. И тут откуда-то  сверху  раздался
голос:  "Что  же  ты  не  поторопился,  рыцарь  Рахихорд?  Что  же   ты   не
поторопился?.."
   - Голос? - переспросила девушка. - А может, это был вовсе и не князь?
   Великан только печально усмехнулся:
   -  Мой  отец,  не  выносивший  жестокости  и  понявший,  что   княжеского
правосудия он не добьется, бросился из дворца, вскочил на  своего  рогата  и
помчался назад, в тот город, где он оставил свой караван. Тут его и схватили
- за то,  что  ехал  по  Великой  Дороге,  оборотясь  спиной  к  солнцу  без
специального на то фирмана. А старший мой брат, даже не  ради  мести,  а  из
справедливости, как он ее понимал, с небольшим отрядом  напал  на  княжеский
монетный амбар, выгреб оттуда все сокровища и, не взяв себе ни мелкой  белой
жемчужинки, все раздал своим людям...  Которые  и  выдали  его,  как  только
кончились  деньги.  Так  что  и  отец,   и   брат   добились-таки   княжьего
правосудия... и получили его сполна.
   Наступила очень долгая тишина.
   - Я не привык к таким длинным речам, - проговорил наконец Лронг  внезапно
осевшим голосом. - С твоего разрешения, я хотел  бы  удалиться.  Невозможный
Огонь погас, и мне нужно обойти  немало  домов,  чтобы  в  них  не  осталось
никого, брошенного без еды, воды и анделахаллы.
   - А кроме тебя это некому сделать? - сухо спросила принцесса.
   - Послушников Травяного Приюта всегда мало, - устало проговорил  великан,
подымаясь на ноги.
   - Но тебе ведь теперь незачем соблюдать свой обет, - возразила она.
   Великан как-то странно глянул на нее и поднялся на ноги.
   - Постой, - вмешалась Таира, - ты ведь ничего не ел со вчерашнего дня!
   Он благодарно улыбнулся ей и размашистым шагом направился к городу, легко
переступая через орешниковые пеньки.
   - Всем отдыхать, пока не придет сообщение из Ракушечника, - распорядилась
принцесса.
   - Пошли, -  легко  взмахнув  ладонью,  словно  стирая  пыль  с  невидимой
полочки, сказала Таира, не обращаясь персонально ни к кому из присутствующих
и поворачиваясь лицом к кораблю. Скюз, ни секунды не помедлив, последовал за
ней. - Ты говорил, что можешь не только сам перелететь в любое место,  но  и
забросить туда одну вещь...
   - Куда и какую? - послушно отозвался юноша.
   -  Письмо.  Нужно  написать  папе,  чтобы  он  не   волновался,   что   я
жива-здорова, под надежным присмотром и вернусь к первому сентября.
   - А что значит - первое сентября?
   - Вот счастливчик - он не знает! Совсем  коротенькую  записку,  легонькую
как перышко! - прибавила она уже совсем другим, просительным тоном.
   - Проблем нет, - ответила за юношу мона Сэниа. - Мы все хорошо помним ваш
остров и давно могли бы перебросить туда и письмо... и тебя, если пожелаешь.
   - Нет, - мотнула головой девушка, и ее яркие каштановые волосы  взлетели,
как крылья жар-птицы. - Я нужна здесь, чтобы найти Ю-ю.
   - Но поверит ли твой отец, что писала именно  ты?  -  засомневался  Скюз.
Письмо, пришедшее таким необычным для вашего мира способом...  Не  лучше  ли
нам вдвоем на несколько минут вернуться на твой остров?
   - Нет, - твердо сказала девушка. - Хватит с меня всяких штучек  с  вашими
перелетами. Очутимся где-нибудь на Сатурне. Я просто подпишу письмо так, как
называет меня отец, - этого ведь никто, кроме нас и прабабушки, не знает.
   - У тебя есть второе имя? - удивилась мона Сэниа. -  И  как  же  называет
тебя твой уважаемый отец?
   - Царевна Будур, -  сказала  дев