|
шь. Он бы сразу многое понял. Он тоже мучит-
ся...
- Ничего бы он не понял. И ничего он не мучится,- жестоко ска-
зал Журка.
- Не говори так. Он же тебя очень любит...
- Да?
- Не надо смеяться... Время пройдет, и все уляжется. И вы поми-
ритесь.
- "Помиритесь",- отозвался Журка.- Как во дворе. Поспорили,
когда играли, потом помири лись.. .
- А как же иначе? Как жить дальше? А я что буду делать? Я вас
обоих люблю,- жалобно, как девочка, сказала мама.
Эта жалобность смутила Журку. Но что он мог с собой сделать? Он
отвернулся, запрыгал, натягивая брюки, и проговорил:
- Ты, мама, не волнуйся. Вражды не будет. Все будет... спокой-
но.
В самом деле, все было спокойно. Будто ничего не случилось.
Журка говорил отцу "доброе утро" и "спокойной ночи". Вежливо отве-
чал, если тот о чем-нибудь спрашивал. Но смотрел при этом ему в лоб
или в подбородок-мимо глаз. И никогда теперь Журке не пришло бы в
голову сказать: "Папа, можно я поеду с тобой покататься?" Или с раз-
бега прыгнуть ему на плечи (отец и раньше ворчал на него за такие
трюки, но Журка только хохотал).
Сейчас будто встала между ними прозрачная, но абсолютно нераз-
биваемая стенка. Отец эту стенку, разумеется, чувствовал. Видно, она
крепко мешала ему. Он пытался показать, что все в порядке, делался
иногда слишком веселым и разговорчивым, но это его оживление как бы
расплющивалось о броневое стекло. Тогда он мрачнел, начинал ворчать
на пустяки, но и эта жалкая сердитость разбивалась у прозрачного щи-
та. Журка во всех случаях оставался спокоен и вежлив. Отец, скрип
нув зубами, уходил из дома или просто замолкал.
Мама все понимала, Журка видел, как ей плохо от такой жизни. Но
сделать ничего не мог. И от этого была у него на сердце не сильная,
но постоянная тяжесть. Однако человек привыкает ко всему, привык и
Журка к этой тяжести. Привык, что вечера дома стали тише и молчали-
вее. Только к маминым печальным глазам привыкнуть было трудно.
Мама больше не говорила с Журкой об отце. То ли понимала, что
бесполезно, то ли ждала чего-то. А время шло. И жизнь, хотя и не та-
кая хорошая, как раньше, тоже шла. Были школьные заботы, была Ирин-
ка, был Горька, который уже совсем не пом нил про обиду... Давно уже
переселился домой Федот, потолстевший и окончательно обленившийся в
доме у Лидии Сергеевны. Прошел наконец сбор, на котором Журка расс-
казал об Олаудахе Экиано, а Иринка показала на экране рисунки Игоря
Дмитри евича. Хороший получился сбор, его потом повторили еще для
пятого "Б". Наступили Октябрьские праздники и каникулы - и тоже
прошли. В середине ноября выпал большой снег.
Когда на смену долгой, надоевшей осени прихо дит сверкающая зи-
ма, кажется, что в жизни откры лась новая страница. Показалось так и
Журке. Но ненадолго. Потому что с отцом у них все было по-прежнему.
Стенка...
Однажды под вечер отец привез новый кухонный шкафчик. Красивый,
с голубыми пластмассовыми дверцами. Мама обрадовалась. Отец элект-
родрелью просверлил в кирпичной стене отверстия, забил деревянные
пробки, вогнал в них шурупы. Потом стал навешивать шкаф и позвал на
помощь Журку. Журка молча стал поддерживать шкаф плечом. Отец с на-
тугой сказал:
- Что-то не нравится мне правый шуруп. Не до конца вошел, а
дальше не лезет, отвертка паршивая. Юрий, принеси из ящика ту, что с
деревянной ручкой. Поживей...
- Хорошо,- ровным голосом ответил Журка.- Только, пожалуйста,
придержи мой край, а то шкаф может сорваться.
Он принес отвертку и аккуратно, рукояткой вперед, протянул ее
отцу. А сам смотрел на латунные ручки шкафа... Отвертка вдруг со
стуком полетела в угол.
- К черту!- сказал отец. Сорвавшийся шкаф косо повис на одном
шурупе. Журка отшатнул ся - не от страха, а от неожиданности.
- Идите вы все! -с той же злостью сказал отец. Шагнул к окну,
смял занавески, вцепился в косяки, уткнулся лбом в стекло. Тут же
появилась в кухне мама.
- Что случилось?
Отец молчал, его пальцы на косяках побелели. Мама повернулась к
Журке:
- Юрик, что произошло?
- Я не знаю,- сказал Журка, хотя знал. Понял. И мстительные
струнки ощутимо зазвенели в нем. Очень-очень
|
|