Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Детский раздел :: Детская проза :: Фантастика :: Владислав Крапивин :: Владислав Крапивин - ЖУРАВЛЕНОК И МОЛНИИ
<<-[Весь Текст]
Страница: из 129
 <<-
 
:
     - Ты что! Не надо! Не смей!.. Ты с ума сошел! Не имеешь права!
     Отец молчал.  Он стискивал Журку,  будто в капкане,  а пальцы у
него были быстрые и стальные.
     - Я маме скажу!- кричал Журка.- Я... в детский дом уйду! Пусти!
Я в окно!.. Не смей! ..
     На мят он увидел себя в зеркале  -  расхлюстанного,  с  широким
черным ртом,  бьющегося так,  что ноги превратились в размазанную по
воздуху полосу. Было уже все равно, и Журка заорал:
     - Пусти! Гад! Пусти! Гад!
     И кричал эти слова,  пока в своей комнате не  ткнулся  лицом  в
жесткую  обшивку тахты.  Отец швырнул его,  сжал в кулаке его тонкие
запястья и этим же кулаком уперся ему в поясницу.  Словно  поставили
на Журку заостренный снизу телеграфный столб.
     Чтобы выбраться из-под этого столба,  Журка задергал  ногами  и
тут же ощутил невыносимо режущий удар. Он отчаянно вскрикнул. Зажму-
рился,  ожидая следующего удара - и в тот же миг понял,  что кричать
нельзя. И новую боль встретил молча.
     Он закусил губу так,  что солоно стало во рту.  Нельзя кричать.
Нельзя,  нельзя,  нельзя!  Конечно, отец сильнее: он может скрутить,
ском кать Журку,  может исхлестать.  А пусть попробует  выжать  хоть
слабенький стон! Ну?! Домашнее воспитание? Не можешь, зверюга!
     Журка молчал, это была его последняя гордость. Багровые вспышки
боли нахлестывали одна за другой, и он сам поражался, как может мол-
ча выносить эту боль.  Но знал, что будет молчать, пока помнит себя.
И  когда  стало совсем выше сил,  подумал:  "Хоть бы потерять созна-
ние..."
     В этот миг все кончилось. Отец ушел, грохнув дверью.
     Журка лежал с минуту, изнемогая от боли, ожидая, когда она хоть
немножко откатит, отпустит его. Потом вскочил...
     В перекошенной, кое-как застегнутой на редкие пуговицы форме он
подошел  к двери и грянул по ней ногой - чтобы вьгрваться,  крикнуть
отцу,  как он его ненавидит,  расколотить ненавистное зеркало и раз-
нести все вокруг!
     Дверь была заперта.  Журка плюнул на нее красной слюной и снова
размахнулся ногой... И вдруг подумал: "К чему это?"
     Ну, крикнет, ну, разобьет. А потом? Что делать, как жить? Вмес-
те с отцом? Вдвоем?
     Ж и т ь   в м е с т е   после того, что было?
     Журка неторопливо и плотно засунул в дверную скобу ножку стула.
Пусть попробует войти,  если вздумает!  Потом он,  морщась от  боли,
влез  на  подоконник и стал отдирать полосы лейкопластыря,  которыми
мама уже закупорила окно на зиму. Отодрал, бросил на пол и тут заме-
тил в углу притихшего, видимо, перепуганного Федота.
     - Котик ты мой,- сказал Журка. Сполз с подоконника и, беззвучно
плача,  наклонился  над Федотом.  Это было здесь единственное родное
существо. И оставлять его Журка не имел права.
     Он вытряхнул на пол из портфеля учебники, скрутил из полос лей-
копластыря шпагат и привязал его к ручке портфеля - как  ремень  по-
ходной сумки.  В эту "вьючную суму" он посадил Федота. Кот не сопро-
тивлялся.
     - Ты потерпи, миленький,- всхлипнув, сказал Журка и надел порт-
фель через плечо. Потом отворил окно, достал из-за шкафа специальную
длинную палку с крючком,  подтянул ею с тополя веревку. Взял веревку
в зубы и выбрался через подоконник на карниз.
     Стояли серовато-синие сумерки.  Моросило.  Сырой воздух охватил
Журку, и он сразу понял, как холодно будет без плотной осенней курт-
ки и без шапки. Но наплевать!
     Журка плотно взял веревку повыше  узлов,  а  пояс  надевать  не
стал.  Лишняя возня - лишняя боль. Он примерился для прыжка. Прыгать
с Федотом на боку будет труднее... Ладно, он все равно прыгнет! Не в
этом дело...
     А в чем?  Почему он замер?
     Потому что  понял вдруг,  как это дико.  Он уходит из дома,  из
своего, родного. И не просто уходит, а как беглец. И не знает ниско-
лечко, какая дальше у него будет жизнь. Еле стоит на такой высоте, в
зябких сумерках, на узкой кирпичной кромке...
     "Мир такой просторный для всех,- вспомнилось ему,- большой и
зеленый, а нам некуда идти..."

     В эту сторону пойдешь -
     Горе и боль,
     В ту сторону пойдешь -
     Черная пустота.
     И мы бредем, бредем по самой кромке...
     "Куда же нам идти?.."

     "К Ромке!"- неслышно отдалась под ним пустота. Словно кто-то
снизу шепотом подсказал эту рифму. Такую простую и ясную мысль...
     "А что? - подумал Журка.- Головой вперед, и все".
     Вот тогда забегает отец!..  Что он скажет людям,  которые собе-
рутся внизу? И что скажет маме?..
     Да, но мама-то не виновата. И у нее уже никогда не будет никого
другого вместо Журки. Он же не маленький, знает, что из-за этого она
сейчас и в больнице...  Да и Федота жалко - 
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 129
 <<-