| |
как пес: лег на эти книги брюхом и рычишь!
Журка опять подумал, что все-все книги отдал бы за то, чтобы
сейчас они с папой вдвоем жарили картошку и болтали о чем-ни будь
веселом и пустяковом. Он даже чуть не сказал об этом, но было беспо-
лезно. Отец стоял какой-то встрепанный. Чужой. На широких побледнев-
ших скулах выступили чер ные точки. Это были крупинки пороха: в
детстве у отца взорвалась самодельная ракета, и порошинки навсегда
въелись в кожу...
- Вбил себе в голову всякий бред!- продолжал отец.- Нахимов!..
Из-за одной за плесневелой книжонки поднял крик!
- Это ты кричишь!- сказал Журка.- Сам продал, а теперь кри-
чишь... Я ведь спрашивал, а ты сказал "не брал"!
- Да! Потому что связываться не хотел! Потому что знаю, какой
бы ты поднял визг! Тебе что! На все наплевать! Мать в больнице, де-
нег ни гроша, а ты... Вырастили детку! Двенадцати годов нет, а уже
такой собственник! Куркуль...
- А ты вор,- сказал Журка.
Он сразу ужаснулся. Никогда-никогда в жизни он ни маме, ни отцу
не говорил ничего подобного. Просто в голову не могло прийти такое.
И сейчас ему показалось, что эти слова что-то раскололи в его жизни.
И в жизни отца...
"Папочка, прости!"- хотел крикнуть он, только не смог выдавить
ни словечка.
А через несколько секунд страх ослабел, и вернулась обида.
Словно Журка скользнул с одной волны и его подняла другая. Потому
что никуда не денешься - был магазин, была та минута, когда он, Жур-
ка, убито смотрел на затоптанный пол с зеленым фантиком, а все смот-
рели на него...
И все же он чувствовал, что сейчас опять случилось непоправи-
мое. Опять ударила неслышная молния.
Не мигая, Журка глядел на отца. А тот замер будто от заклина-
ния. Только черные точки стали еще заметнее на побелевших скулах. И
так было, кажется, долго. Вдруг отец сказал с яростным удивлением:-
- Ах ты...- И, взмахнув рукой, качнулся к Журке. Журка закрыл
глаза. Но ничего не случилось.
Журка опять посмотрел на отца. Тот стоял теперь прямой, со сжа-
тыми губами и мерил сына медленным взглядом. У него были глаза с ог-
ромными - не черными, а какими-то красноватыми, похожими на темные
вишни зрачками. Как ни странно, в этих зрачках мелькнула радость. И
Журка чуткими, натянутыми почти до разрыва нервами тут же уловил
причину этой радости. Отец теперь мог считать себя правым во всем!
Подумаешь, какая-то книжка! Стоит ли о ней помнить, когда сын посмел
сказать такое!
Отец проглотил слюну, и по горлу у него прошелся тугой кадык.
Ровным голосом отец произнес:
- Докатились... Мой папаша меня за это удавил бы на месте... Ну
ладно, ты не очень виноват, виновато домашнее воспитаньице. Это еще
не поздно поправить.
Он зачем-то сходил в коридор и щелкнул замком. Вернулся, задер-
нул штору. Ослабевший и отчаявшийся Журка следил за ним, не двига-
ясь. Отец встал посреди комнаты, при поднял на животе свитер и дело-
вито потянул из брючных петель пояс.
Пояс тянулся медленно, он оказался очень длинным. Он был спле-
тен из разноцветных проводков. Красный проводок на самом конце лоп-
нул и шевелился как живой. "Будто жало " ,- механически подумал Жур-
ка. И вдруг ахнул про себя: понял, что это, кажется, по правде.
Он заметался в душе, но не шевельнулся. Если броситься куда-то,
постараться убежать, если даже просто крикнуть "не надо", значит,
показать, будто он поверил. Поверил, что это в самом деле может слу-
читься с ним, с Журкой. А поверить в такой ужас было невозможно,
лучше смерть.
Отец, глядя в сторону, сложил пояс пополам и деревянно сказал:
- Ну, чего стоишь? Сам до этого достукался. Снимай, что полага-
ется, и иди сюда.
У Журки от стыда заложило уши. Он криво улыбнулся дрогнувшим
ртом и проговорил:
- Еще чего...
- Если будешь ерепениться - получишь вдвое,- скучным голосом
предупредил отец.
- Еще чего...- опять слабым голосом отозвался Журка.
Отец широко шагнул к нему, схватил, поднял, сжал под мышкой.
Часто дыша, начал рвать на нем пуговицы школьной формы...
Тогда силы вернулись к Журке. Он рванулся. Он задергал руками и
ногами. Закрича
|
|
