| |
ергеевна и улыбнулась
Журке глазами: "Ничего, все равно хороший". Она думала, что он до
сих пор страдает из-за той истории. Журка сморщил переносицу и спро-
сил:
- Вы никому не говорили?
- Что ты! Никому-никому...
- Смотрите-ка, тайны у них,- заметил Валерий Михайлович.
- Да, представь себе...
- Теперь уже не тайна,- сказал Журка, набравшись смелости.- Те-
перь можно рассказать. Потому что я себе за то дело, знаете, как
отомстил...
И он, качая от смущения ногами и пряча нос в кружку, поведал
про экспедицию на кладбище и про Федота. Лидия Сергеевна смешно пое-
жилась:
- Ой-ей-ей. Я бы померла от страха. Какой ты отчаянный...
- "Отчаянный",- усмехнулся Журка.- Просто выхода не было. Я по-
думал: "Что скажу Ромке, когда приедет?"
Чашка грела Журке ладони фаянсовыми боками. Он опять покачал ее
и тихо сказал:
- У меня с трещинкой была, а эта без трещинки. Ромкина... Лидия
Сергеевна, у вас есть Ромкина фотокарточка? Я давно не видел его...
- Есть, конечно. У меня все ваши есть, я сейчас достану... А у
тебя разве нет?
- У меня только общая, где весь класс. Ромка там боком стоит,
лицо плохо видно.
- Можно найти хороший негатив и напечатать портрет. У Валерия
все фотопленки хранятся... Только снимки-то давно делались, сейчас
он подрос, наверно, как и ты. Написал бы ты ему: пусть свежую фото-
карточку пришлет... Что с тобой, Журка?
А что? С ним ничего. Осторожно поставил чашку, даже не плеснул
на скатерть...
Она ничего не знала. Она уехала из Картинска почти сразу после
того похода, и потом никто не написал и не сказал ей о Ромкиной ги-
бели... И сейчас давнее Журкино горе, к которому он привык, для нее
оказалось новым и неожиданным.
Наверно, ей хотелось заплакать, но она только сжала губы и ми-
нуту или две молча сидела и водила по клеенке блестящей ложечкой.
Потом сказала в нависшей тишине:
- Ромка, Ромка... Вот ведь судьба какая... За что людям такое
горе?
"Молнии,- хмуро подумал Журка.- Разве они спрашивают?" И тихо
объяснил:
- Там поперек дороги проехал самосвал, а из кузова песок сыпал-
ся. Получилась такая горка на асфальте, как бархан. Они на нем взле-
тели, будто на трамплине, перевернулись и в столб... в бетонный...
Валерий Михайлович вдруг встал из-за стола.
- Лидуша, ты в ванную пока не ходи... Максим, пойдем, ты мне
поможешь.
Лидия Сергеевна и Журка остались вдвоем. Чаю больше не хоте-
лось. Они сели рядышком на тахте, стали говорить о другом, не о Ром-
ке. Лидия Сергеевна расспрашивала про маму и папу, про здешнюю шко-
лу. Журка охотно рассказывал и привинчивал хвостовое оперение к не-
достроенному Максимкиному самолету. Но разговор шел без прежней ве-
селости. Будто печальный Ромка сидел здесь же в уголке и слушал...
Через полчаса появились Валерий Михайлович и Максимка. Валерий
Михайлович положил Журке на колени большую, с четверть газетного
листа фотографию. Она была только что отпечатанная, горячая от глян-
цевателя.
Веселый Ромка смотрел со снимка мимо Журки, куда-то вдаль и
немного вверх. Будто следил за улетающей птицей. Но казалось, что он
сейчас шевельнет глазами, встретится взглядом с Журкой - зрачки в
зрачки.
Потому что он был совсем живой. Чудилось, что губы его все
сильнее растягиваются в улыбку, а раскиданные ветром легкие волосы
шевелятся.
Снимок был сделан не для Доски почета, а гораздо позже. Ромка
уже в пионерском галстуке, а за плечами у него видны ветки с моло-
денькими листьями.
- Это когда в пионеры принимали?-спросил Журка.
- Да,- сказала Лидия Сергеевна.- Валерий хотел каждому сделать
портрет на память, да не успел проявить и напечатать. Жили-то мы,
помнишь, в каком доме? Ни крана с водой, ни уголка, чтобы увеличи-
тель пристроить...
Ромка улыбался - такой знакомый: со старым шрамиком над левой
бровью, с постоянной трещинкой на верхней губе (он всегда ее трогал
языком), с темным квадратиком пустоты на месте выпавшего зуба...
- Вы даже не знаете, какое громадное спасибо,- шепотом сказал
Журка.
На улице Журку опять ударил осенний ветер. Серые быстрые облака
то и дело закрывали солнце. Сорванные с тополей листья г
|
|
