к напечатали такую книжку в России в 1794 го-
ду,  при царице Екатерине Второй.  Мама рассказывала,  что в это  же
время в России жил писатель Радищев,  который выпустил книжку против
крепостного права,  и его заковали в кандалы и сослали в  Сибирь.  А
"Жизнь Олаудаха Экиано" - это тоже против угнетения. Или царица счи-
тала, что лишь бы не задевали рабство в своей стране, а про заграни-
цу пускай печатают,  все равно никто не поймет?  Ну и дура,  значит,
она была. Рабы везде рабы, а свобода везде свобода...
     Журка долго разговаривал про это с мамой,  и она с ним согласи-
лась. Но потом сказала:
     - Совсем ты в этих старых книгах утонул.  Почитал бы что-нибудь
другое...
     - Угу,- покладисто отозвался Журка. Но по-прежнему сидел каждый
вечер с дедушкиными книгами.
     Зато "другие" книги охотно читали Журкины приятели. Еще в самом
начале знакомства Егор сказал Журке:
     - Твой дед нам всегда книжки давал, мы к нему будто в библиоте-
ку ходили. А сейчас как?
     - И  сейчас так же,- твердо ответил Журка.  А дома передал этот
разговор маме и папе.  Мама сказала, что, конечно, пусть ребята при-
ходят,  надо  только завести тетрадку и записывать,  кто какие книги
взял, чтобы не было путаницы.  Папа хмыкнул и  заметил,  что  теперь
"прощай книжечки". Но возражать не стал.
     К тому же в начале сентября папа уехал.  Только успел поступить
на работу, и его сразу послали в колхоз на уборку урожая.
     Ребята на тетрадку не обиделись.  Сказали, что Юрий Григорьевич
тоже записывал читателей, только не в тетради, а прямо на обоях (те-
перь этих записей не было, недавно стены оклеили заново).
     Чаще всех приходил Егор Гладков.  Он не то,  что другие - читал
не только Дюма и Стивенсона.  Он брал стихи Блока и Маяковского, ро-
маны  Алексея Толстого и Шолохова.  И вообще Егор был взрослее,  чем
показался Журке при первом знакомстве. Учился он уже в восьмом клас-
се.
     Над осторожной Горькиной дружбой с Журкой Егор больше не посме-
ивался. Видно, понял, что не его это дело.
     Горька приходил обычно по вечерам.  Иногда через дверь,  иногда
через  окно  (застегнув широкий страховочный пояс).  Он был не очень
разговорчив и..  почти не мешал Журке возиться с книгами.  Тоже брал
какую-нибудь  книжку - обычно с картинками - и листал в уголке,  из-
редка поглядывая из-под волос на Журку.
     В такие  вечера  было спокойно и тихо.  Шелестели страницы да в
соседней комнате уютно стучала пишущая машинка.  Мама недавно  стала
работать в  машбюро  областной  редакции и кое-какие материалы брала
для перепечатки домой...
     Один раз  Горька попросился переночевать.  Сказал,  что отец на
работе,  а к маме приехала сестра из деревни,  и они  полночи  будут
вести разговоры  о родственниках,  спать не дадут.  Горьке поставили
раскладушку рядом с Журкиной тахтой.  Горька вытянулся под  одеялом,
помолчал, закрыв глаза, и вдруг проговорил с усмешкой:
     - Как в старые времена.
     - В какие?- не понял Журка.
     - Как при Юрии Григорьевиче...  Только он всегда садился на по-
доконник и курил. У самой форточки, чтобы дым в нее шел.
     Журке показалось, что в Горькиных словах есть какой-то глубоко
спрятанный упрек, и он сказал со сдержанной досадой:
     - Ну, уж тут я ничем помочь не могу. Сам знаешь, курить не нау-
чился.
     - И не надо.  Ты и без этого хорош,- ответил Горька так серьез-
но,  что Журка смутился.  Потянул с полки второй том "Путешествия на
шлюпе "Камчатка" капитана Головнина  (Санкт-Петербург,  при  Морской
типографии, 1819 год) и сердито раскрыл наугад.
     А Горьке на этот раз, кажется, хотелось поговорить. Он спросил:
     - Ты к политинформации подготовился?
     - А чего к ней готовиться?- откликнулся Журка.- Газеты  посмот-
рел. Все равно ничего нового. В Африке воюют, в Южной Америке воюют,
в Италии вокзалы взрывают, в Ирландии по демонстрациям стреляют. Из-
раиль опять лезет на всех и бомбит... Даже тошно. Телевизор смотришь
- там тоже: бах, бах! Иногда думаешь: взрослые люди, а чем занимают-
ся.  Будто на земле другого дела нет,  как друг друга стрелять и ре-
зать.
     - Люди всегда воевали.  Еще с древних  времен,-  сказал  Горька
наставительно.
     - Ну,  вот именно. И до сих пор не поумнели... Когда один чело-
век умирает,  и то сколько горя.  А тут сразу - трах,  трах! - целые
тысячи. Или даже миллионы. . .
     - А если война справедливая! Если на тебя нападают!
     - Вот я и говорю про тех, кто нападает. Чего им надо? Психи ка-
кие-то... Если "Синие молнии" и "Тигры" воюют, это ладно, потому что
понарошку. Для интереса... Да и то, когда тебя расстреливать повели,
ты вон как заметался. А если по правде?
     - Чего  ты  такие разговоры сегодня завел?  - недовольно сказал
Горька.
     - А  ты сам спросил про политинформацию...  Тебе хорошо,  гото-
виться не надо.  А я уже третий раз.  И зачем только Маргарита  меня
политинформатором назначила...
     - Потому что рассказываешь интересно.
     - А я больше не буду интересно... Надо по очереди, а она все на
меня.  Пионерское поручение! Если по правилам, то классный руководи-
тель не имеет права пионерские пору