августе он работал прямо в сквере, уговаривал Иринку и  Журку
позировать ему хотя бы полчасика в день. И они соглашались.  Правда,
потом Иринка призналась, что Журка очень стеснялся любопытных зрите-
лей, да и она тоже.
     А сейчас Игорь писал в своей комнате - в те дневные часы,  ког-
да сентябрьское солнце врывалось в распахнутое окно. В комнате  соо-
рудили перекладину, подвесили самодельные качели - доску на  толстых
веревках. Иринка садилась на нее,  Журка вскакивал, Игорь торопливо,
брался за кисть. И было хорошо - никаких зрителей, кроме Веры Вячес-
лавовны. Но Вера Вячеславовна видела, что ее не стесняются нисколеч-
ко...
     Холст был высотой больше метра, шириной сантиметров  семьдесят.
На нем среди солнечной зелени, за которой виднелись крыши и антенны,
спокойно висели качели. Иринка в белом платьице с синими  горошинами
сидела, свесив с доски ноги, улыбалась и смотрела вверх - на  Журку.
Журка стоял, ухватившись за веревку, тянулся вверх и  показывал  ку-
да-то в небо: то ли на веселых птиц, то ли на самолет. Но смотрел не
в высоту, а на Иринку, словно спрашивал: "Видишь?  Здорово,  да?"  В
золотистом свете, тоненький, легкий, на прямых напружиненных  ногах,
он сам был, как лучик, отраженный осколком зеркала с земли в небо.
     И в Иринке и в Журке была беззаботность и в  то  же  время  ка-
кая-то беззащитность. И, глядя на картину. Вера Вячеславовна  каждый
раз со щемя щей нежностью и тревогой вспоминала голубую жилку, кото-
рую, кажется, кожно перебить даже травинкой...
     На первый взгляд картина была готова. Но Игорь продолжал  рабо-
тать, трогая бликами листья, солнечными точками  -  ребячьи  волосы,
зеленым сумраком - тени в кустах. Тонко выписал сухой стебелек, зас-
трявший под погончиком Журкиной рубашки, и крылатое  семечко  клена,
упавшее Иринке на платье.
     Один раз Вера Вячеславовна робко намекнула,  что,  может  быть,
стоит уже оставить картину. А то можно  "зализать"  и  "пересушить".
Однако Игорь нетерпеливо мотнул головой и с  осторожной  ласковостью
спросил у Журки:
     - Завтра заглянешь, Журавлик? А то скоро солнце  будет  уже  не
то...
     Вера Вячеславовна думала, что Игорю просто жаль расставаться  с
этой работой. Но, может быть, он был и прав, когда говорил, что кар-
тина не закончена. Художнику виднее. Никому из посторонних Игорь по-
лотно не показывал, даже  Иннокентия  решительно  прогнал  с  порога
своей комнаты.
     - Ну-ну, значит, шедевр создаешь,- обиженно басил тот.-  Хочешь
поразить ценителей очередным взлетом... Верю и одобряю. А только от-
дых тоже необходим для творческой личности. Зашел бы ко мне, посмот-
рел бы мои работы, я не таюсь. Обсудили бы кое-что, посидели...
     - Иди, иди, Кеша,- шепотом сказала  Вера  Вячеславовна,  потому
что с улицы на третий этаж донеслось знакомое щелканье кроссовок  по
асфальту: это опять мчался к Брандуковым Журка.
     Вера Вячеславовна видела, что ни Журку, ни Иринку  не  утомляют
эти "сеансы живописи". Игорь не заставлял ребят  замирать  в  нужных
позах, не ворчал, когда они баловались и раскачивали доску. Он рабо-
тал быстро, легко схватывая мгновенные движения света и красок.
     У Веры Вячеславовны был отпуск. Радуясь, что он  выпал  на  эти
славные дни, она садилась в углу мастерской, смотрела, как  работает
муж, и слушала, о чем болтают ребята. А иногда сама расспрашивала  о
школьных делах. Спросила однажды, нравится ли Журке школа.
     - Да ничего,  нравится,- отозвался Журка, покачивая доску.- Та-
кая же, как у нас в Картинске.- Он вдруг засмеялся:- Так же дежурные
голосят у  дверей:  "Где сменная обувь?" И так же столовой пахнет на
первом этаже. Будто и не уезжал со старого места.
     - По-моему, у вас очень славная классная руководительница,- ос-
торожно заметила Вера Вячеславовна.
     - Всякая,- со вздохом проговорила Иринка.
     Журка сказал:
     - Иногда покрикивает, а так ничего... Зато знаете, что  хорошо?
Что мы в одном классе. Иринка, я да еще ребята с нашего двора:  Саня
Лавенков, Митька Бурин, Горька Валохин... Тот, что заходил недавно.
     Вера Вячеславовна кивнула. Она помнила мальчика, у которого бы-
ли коричневые с медным отливом волосы  и  непонятный  взгляд  из-под
этих волос: настороженный и немного виноватый. Мальчик побыл  недол-
го, обедать отказался и ушел, объяснив, что дома "куча дел". На  по-
роге он обернулся и спросил у Журки:
     - Я вечером зайду к тебе, ладно?
     - Конечно!- откликнулся Журка.
     И тогда мальчик улыбнулся.  Улыбка была не похожа на его