были безжалостные. Как на войне.
    Егор посмотрел на Граченко и  на  Бурина,  и  те  кивнули.  Егор
поднялся с пустой бочки, на которой сидел, как  на  председательском
кресле, и сообщил,  что  бывший  стрелок  отдельного  повстанческого
отряда "Синяя молния" за невыполнение  боевого  задания  и  трусость
приговаривается к расстрелу ранним утром следующего дня.
    - Ясно тебе?
    - Ясно,- хмуро откликнулся Горька.- А при чем тут трусость?
    - Он еще спрашивает...- усмехнулся Гладков.- Ладно, гуляй  пока.
Завтра на рассвете за тобой придут...
    И  вот - пришли. Сашка  мотнул  стволом  черного  пластмассового
автомата с пружинной трещоткой:
    - Пошли.
    Он пропустил Горьку вперед и зашагал  сзади.  А  Вовка  Лавенков
пошел впереди. С таким же, как у Сашки, автоматом.
    - Напрямик,- сурово приказал Сашка.
    Они пошли через пустырь. Трава на  пустыре  была  обычно  серой,
выгоревшей, колючей, но сейчас она-то ли после ночного  дождика,  то
ли от росы - переливалась  тысячами  капель.  Горькины  брюки  внизу
намокли, в полуботинках появилась противная скользкая сырость. Вовка
шагал точно по прямой. Его голубые выгоревшие  гольфы  потемнели  от
влаги  и  сползли  на  кеды,  он  по-птичьи  поднимал  над    травой
поцарапанные ноги, но ни разу ни чуточки  не  свернул.  У  него  был
светлый упрямый затылок. Горька смотрел на этот затылок  без  всякой
злости и досады. Вовка был ни при чем. Он был  смелый,  спокойный  и
надежный парнишка, несмотря на  молодость  -  всего-то  девять  лет.
Повезло  Сашке,  хороший  у  него  брат.  Почему  другим  везет,   а
Горько - никогда? Был бы у него такой же  брат,  залег  бы  с  двумя
автоматами, не боясь мокрой  травы,  вон  за  той  бетонной  глыбой,
подпустил бы конвоиров поближе и - та-та-та! "Сашка, ты убит, Вовка,
ты убит! Горька, бежим! "
    Только и в настоящей жизни, и  в  игре  такие  чудеса  случаются
очень редко. Горька знал, что с ним не случится.  Тоскливая  тревога
опять кольнула его-словно все по правде. И он  уже,  будто  в  самом
деле прощаясь навсегда, смотрел на  сверкающую  траву,  на  знакомые
дома, на треснувшие  бетонные  блоки,  которые  лежали  на  пустыре,
наверно, с тех  пор,  как  существует  Земля...
    А может, все-таки случится чудо? Очень уж обидно умирать в такое
солнечное утро. Даже понарошке-все равно тошно. Будто и не игра...
    Горьку привели на берег Турники и поставили у края обрывчика.
    Метрах в пяти от берега, лицом  к  речке  стоял  шеренгой  отряд
"Синяя молния". Правда, не весь, трое,  видать,  проспали  (за  это,
между прочим, тоже надо под суд). Но и пятерых было  достаточно.  Да
еще Лавенковы встали в строй...
    Егор Гладков раздал стрелкам зеленые гнилые помидоры - не  всем,
а через одного. Значит, половина будет трещать автоматами, а  другая
половина метнет в Горьку помидоры! И ему придется упасть,  скатиться
с метрового обрывчика на песчаную полоску у самой воды и лежать там,
пока все не уйдут. Потом два дня его не будут брать в военную  игру.
А может, и больше. Потому что игра игрой,  а  разозлились  на  него,
кажется, по-настоящему. По крайней мере Егор.
    Егор насупленно, будто стесняясь, проговорил:
    - Готовы?.. Равняйсь.  Смирно...-  Потом,  постаравшись    опять
разозлиться, громко сообщила-Бывший боец "Синей молнии" за  трусость
и предательский провал военного задания  приговорен  к  высшей  мере
наказания - расстрелу !
    Шеренга напряженно молчала. Стояли не очень ровно. Смотрели мимо
Горьки.  А  Горька,  насупившись  и  съежив  плечи,    смотрел    на
разномастные игрушечные  автоматы  и  зажатые  в  пальцах  помидоры.
Тоскливое замирание перехватило грудь и подкатывало к самому  горлу.
Но плакать не хотелось.
    - Хочешь сказать что-нибудь  напоследок?  -  спросил  Егор  чуть
виновато.
    Горька переглотнул. Сказал:
    - Хочу... Все равно это неправильно. Я не предательский... Я  же
объяснял...
    - Слыхали уже,-безжалостно сказал Сашка Граченко и  поправил  на
груди оранжевый автомат с диском.
    - Можешь еще что-нибудь сказать? - спросил у Горьки Егор.
    Горька не знал: что еще?
    - Даем десять секунд,- сумрачно сказал Егор.- Думай.
    Секунды пошли долгие или короткие, Горька не понял. Мысли у него
отчаянно заскакали, будто и вправду  от  каких-то  удачно  найденных
слов зависела жизнь.
    ...- Все!-отрубил надежду Егор.
    - Ну все так все,- сказал Горька себе,  а  не  Егору.  Распрямил
плечи и стал смотреть на облака.  Они  были  маленькие,  светлые,  с
пушистыми краями.
    Подошел Митька  Бурин  и  нахлобучил  Горьке  на  голову  старую
корзину. Облака исчезли. Все исчезло.
    - Ты чего?- сказал из-под корзины Горька.- Пусти.- Он  ухватился
за плетеную кромку.
    - Стой давай...
    - Пусти!