?!
     Видимо, они поняли,  наконец,  в чем дело. Только неясно, когда
поняли:  сразу или потом,  в зале... Как все оказались в зале, Журка
не  помнил.  Помнил  только яркие лампы и шум голосов.  Он почему-то
стоял на сцене,  сзади его обступали восьмиклассники в  форме  коро-
левских гвардейцев, а перед ним стояли Маргарита, Эмма Львовна, учи-
теля.  И говорили,  говорили наперебой. О том, что он не имеет права
срывать... О том, что сейчас не время разбираться в старых обидах...
О том,  что та передача не имеет никакого отношения к этой... О том,
что Журавин должен успокоиться,  взять себя в руки и помнить о чести
школы...
     Он слушал,  не перебивая. Но когда все умолкали, ожидая ответа,
он говорил:
     - Нет.
     - Что значит нет? Журавин! Кто тебе дал право решать?
     А ему никто не давал. Он сам решил. Он так и сказал:
     - Я сам.
     Тогда взорвался Виктор Борисович. Он подскочил, затопал блестя-
щими туфлями, замахал кулачками, визгливо закричал:
     - Вылетишь из школы как пробка!
     Журка закрыл глаза,  но не шелохнулся.  Что он еще мог?  Только
так стоять и не двигаться.  От крика, от угроз, от этого злого напо-
ра,  от резкого света,  который горел неизвестно зачем, Журка ощутил
себя совсем беспомощным. Страха не было, но подкатили слезы, и Журка
загнал их внутрь крупными глотками. И когда загнал, стало легче.
     - Не кричите на меня,- сказал он Виктору Борисовичу.
     Тот задохнулся:
     - Ах ты... Дерзец!
     - Тихо, тихо, товарищи...- Это поднялась на сцену директор Нина
Семеновна.- Виктор Борисович,  не волнуйтесь,  у вас сердце... И да-
вайте разберемся по порядку.  Я уже в курсе...  Товарищи,  выключите
там ваши прожекторы...
     Сразу стало хорошо-хорошо.  И светлый день за окнами  показался
мягким и спокойным.  И Нина Семеновна была тоже спокойная, добродуш-
ная,  уверенная,  что в ее школе не может быть никакого беспорядка и
несправедливости. Журка передохнул.
     Нина Семеновна присела на фанерный,  расписанный бронзовыми за-
витушками диванчик.  Оглядела всех. Гвардейцы-восьмиклассники отсту-
пили к самым кулисам.  Там же растерянно топталась Лида  Синявина  в
платье из мешковины и стоял сумрачный Горька.
     - Товарищи,- укоризненно сказала Нина Семеновнам-Почему все, не
разобравшись, накинулись на Юру Журавина? Разве у мальчика двенадца-
ти лет не может быть своих принципов,  своих убеждений?  А если он в
чем-то прав?
     - Но, Нина Семеновна...
     - Минуточку, Маргарита Васильевна. Журавин ваш ученик. Скажите,
он был когда-нибудь  злостным  нарушителем  дисциплины?  Обманщиком?
Трусом, ябедой, хулиганом?
     - Нет... Правда, тот случай зимой...
     - Я в курсе. В том случае Журавин действовал необдуманно, одна-
ко в этих действиях была своя правота. И свое благородство. Он защи-
щал девочку.  И сейчас... Сейчас Юра тоже поступает искренне. И наша
задача не кричать на него,  а спокойно объяснить,  в чем он ошибает-
ся... А может быть, Юра, ты понял уже сам?
     - Нет,- сказал Журка, и опять в нем натянулись все нервы.
     - Тогда послушай...  Допустим, в той передаче Эммы Львовны были
свои просчеты...
     - Простите, товарищ директор, но о моих просчетах...- взвинчен-
но перебила Эмма Львовна.
     - Одну секунду.  Я сказала "допустим".  Но посуди сам, Журавин,
разве режиссер Кергелен хотела кого-то сознательно обидеть? Зачем ей
это было нужно?
     - Ей нужны были выразительные кадры,- дерзко сказал Журка.  По-
топу что в его памяти как бы размоталась вся лента передачи. И снова
он увидел залитое слезами,  измятое лицо женщины,  услышал ее беспо-
мощный  голос:  "Я  же его люблю,  он же сыночек мой..." И теперь он
четко знал, что это было лицо Валеркиной матери...
     - Ей кинокадры,  а людям горе.  Ни над кем, даже над виноватыми
людьми,  нельзя так издеваться,- уже  совсем  бесстрашно  проговорил
Журка.
     - Журавин, Журавин,- изменившимся голосом произнесла Нина Семе-
новна.- Ты позволяешь себе лишнее.
     - Тогда отпустите меня домой,- тихо попросил Журка.
     - Домой - это невозможно.  Ты смеешься?  А спектакль? Ты должен
сниматься, это твой долг. Понимаешь?  Д о л г.
     - Нет.
     Виктор Борисович, Маргарита Васильевна и завуч Алла Геннадьевна
качнулись к нему. Директор остановила их движением ладони.
     - Журавин...  Здесь собрались десять взрослых  людей.  Опытных,
знающих  свое  дело и,  уверяю тебе,  неглупых.  И все говорят тебе:
"Юра,  ты ошибаешься".  Почему ты не можешь нам поверить? Почему ты,
еще мальчик, считаешь, будто ты прав, а все взрослые не правы?
     У Журки заболела голова, словно опять зажглись рефлекторы. И он
сказал сквозь эту боль:
     - Взрослые,  конечно, всегда правы. Но я еще не взрослый. Зачем
мне эта ваша правота?
     - Я тебя не понимаю.
     - Брандукова не стала бы сниматься,  если бы узнала, кто режис-
сер. А я, значит, должен быть предателем?