рое и третье — 
тоже. Четвертое. Стоп. Вот здесь остановка. Что это за звено? Как оно 
называется? Почему именно на нем такая концентрация? Я этого не знаю. Как 
назвать эту структуру, я не знаю тоже. Ну подождем. Посмотрим. Постепенно 
проклюнется.
	Я с улыбкой вспоминаю, как несколько месяцев назад я нащупал какую-то 
структуру и никак не мог подыскать ей название. «Чего зря стараться?» — подумал 
я. Обычно я вижу изменение поля, происходящие ситуации на тонком плане, а потом 
долго и мучительно пытаюсь все осмыслить, классифицировать, свести в систему. 
Постепенно определяется название, взаимосвязь различных элементов. В 
критических случаях мне дают информацию текстом. И в этот раз я попытался 
получить информацию: как мне назвать эту сущность. Информация пошла. Я начинаю 
вырисовы вать буквы. «3-н-а-т-ь э-т-о-г-о л-е-н-т-я-я-м н-е п-о л-о-ж-е-н-о».	
	Название я потом сам нашел. Удивительно, я дyмaл что если нахожусь в контакте 
с какими-то сущностями то они меня должны постоянно подстраховывать и вести 
чуть ли не под руки. Ничего подобного. Прямое включение происходит чрезвычайно 
редко, а так в основном идут косвенные подсказки.
	Я понял, что так ведут каждого из нас. Только это мало кто видит и понимает.
	Самолет начинает резко вибрировать. Я на всякий слу-чай смотрю поле самолета, 
да нет, вроде бы все нормально «Сильный боковой ветер, — объявляет командир 
воздуш-ного корабля, — скорость его около 170 км в час. Поэтому сейчас мы летим 
со скоростью не 900, а 220 км/ч». — «С такой скоростью кукурузники летают», — 
кто-то ворчит рядом со мной.
	«Скорее всего в Петербург мы опоздаем», — думаю я Самолет меняет высоту и 
болтанка постепенно успокаивается. Сразу же после прилета я чувствую, как 
что-тс внутренне тяжело наваливается на меня. То ли это энергетика России, то 
ли моя собственная. Уже вечером, после прилета, начинаются звонки знакомых и 
пациентов. Я замечаю, что моя умиротворенность куда-то исчезает. Появляется 
раздражительность и нервозность, которые я никак не могу преодолеть. Я отменил 
все свои выступления и приемы. Исключение сделал для Петербурга, где каждую 
осень и весну я как бы делаю отчет о проведенных исследованиях. 3 апреля у меня 
выступление. Я никогда не составляю план, на выступление и у меня нет текста. 
Но какие-то важные моменты я записываю, чтобы не забыть во время лекции.
	Вот и сейчас передо мной лежит присланный одной из газет факс. Там ряд 
вопросов, которые хотят задать журналисты. Они отличаются от тех, которые мне 
задают во время выступлений.
— 	Считаете ли Вы себя избранным?
— 	Правда ли, что Вы очень жесткий человек, который не щадит пациентов?
— 	Знакомо ли Вам чувство жалости?
	 
	 «Интересно, — думаю я, — читали ли они мои книги?» Подумал, что во время 
выступления нужно будет ответить на эти вопросы.
	Так, насчет моей избранности, вопрос смешной. Насчет жесткости к пациентам, 
тут разговор отдельный. Можно ли предъявлять претензии к хирургу, что он 
жесткий, потому что работает скальпелем? Я убедился, что поглаживания и 
утешения не только ничего не дают, но и могут быть опасны. Полгода назад у меня 
была ситуация, которая еще раз это доказала.
	В одном из городов я консультировал несколько человек. Определенную помощь в 
организации приема мне оказал один человек. Потом выяснилось, что его участие 
было вызвано желанием дать рекламу себе и своим курсам. Он себя считал 
ясновидящим и понимающим суть Библии. Народ к нему шел неохотно, и он решил 
воспользоваться моим выступлением и приемом.
	Вот передо мной сидит женщина, у которой слезы на глазах.
— 	Моя дочь покончила жизнь самоубийством, — ска зала она, — помогите мне 
понять, что произошло?
	Огромный уровень гордыни, — сказал я, — ваша дочь не умела принимать 
травмирующих ситуаций. Роди тели не хотят, а дети уже не могут. И чем дальше, 
тем больше. От самоубийства вашу дочь могли бы уберечь тяжелое заболевание или 
постоянные неприятности и не счастья. Поскольку этого не было, ситуация 
завершилась трагически. Но любой процесс, завершаясь снаружи, про должается 
внутри, на тонком плане. Душа Вашей дочери не может войти в загробный мир и 
продолжает мучиться, потому что Вы слишком переживаете, сожалеете и казните 
себя. И если на внешнем уровне многие события совер шаются бесповоротно, то на 
тонком плане можно многое изменить. Если вы, — сказал я, обращаясь к женщине, — 
перестанете впадать в отчаяние и в самобичевание, Вы этим поможете и душе 
дочери и собственной душе. А если начнете работать над собой, то очистите не 
только себя, но и душу дочери. Людям с повышенной гордыней сложно принимать 
новую информацию. Для этого нужно изме ниться, а они этого как раз не хотят, 
потому что это беззащитность.
	Женщина смотрит на меня непонимающими глазами. Она ждала от меня совершенно 
другого. Знакомый тип людей. У меня в Нью-Йорке была одна пациентка. Она мне 
задавала второстепенные, иногда бессмысленные во-просы.
	—	Ваша логика перекрывает Вам возможность принять мою информацию, — сказал я 
ей. — То, что я говорю нужно в первую очередь чувствовать. А Вы меняться не 
хотите, Вы пытаетесь использовать меня. Ваши вопросы ничего Вам не дадут.
	Она настаивала, и я согласился. Мне было интересно посмотреть, смогу ли я. 
выдержать. Она пытала меня часа два. И в конце разочарованно воскликнула:
	—	Я пришла к Вам, чтобы избавиться от накопившихся злости и агрессии, я ее 
сбрасываю на Вас, а Вы ее мне назад