Еврейские мистики чувствовали себя в этих городах достаточно спокойно, чтобы 
писать каббалистические тексты и проповедовать идеи Каббалы.4 Царившие в 
области терпимость и утонченность делали ее идеальным местом для расцвета 
катаризма.
Катары были еретической христианской сектой, считавшей себя истинной 
христианской церковью. Они исповедовали идеи перевоплощения души и единения с 
Богом в христианском контексте. Их вера упрочилась в Лангедоке в середине XII 
столетия. К 1140 году катары создали церковную организацию со своими епископами,
 литургией и вероучением. Поскольку их центром был город Альби, они получили 
другое название— альбигойцы.
В отличие от некоторых еретических движений, популярных только среди простого 
народа, катары старались привлечь на свою сторону также и рыцарство. Их первыми 
прозелитами стали люди образованные, знатного происхождения, которые 
распространяли это учение среди бедноты. Церкви было трудно бороться с такой 
широкой поддержкой этой религии.
Катаризм высветил то жалкое положение, в котором находилась ортодоксальная 
церковь. В XII и XIII веках католические епископы Лангедока задавали тон 
остальному духовенству, пренебрегая мессой и, в то же время, торгуя церковными 
должностями и святынями. Они брали плату за все — от назначения на церковные 
должности до нарушения завещаний и утверждения незаконных браков. Епископы жили,
 как знать, посвящая свое время охоте, азартным играм и увеселениям. 
Народ высмеивал паразитическую жизнь священников, которые, подобно епископам, 
манкировали службой, живя на десятину, содержа любовниц. Даже Папа Иннокентий 
III критиковал свой клир. “По всей этой области прелаты служат предметом 
насмешек для мирян”, — писал он, жалуясь, что и мелкопоместные рыцари, и 
простолюдины не уважают Бога и церковь.5
В 1145 году в Лангедок приехал проповедовать Бернар Клервоский (позднее — 
святой Бернар). Он сообщал, что “церкви остались без прихожан, прихожане без 
священников, священники без надлежащего к ним почтения и, наконец, христиане 
без Христа”.
   Прочная вера
    
Катары делились на две категории: совершенных и верующих. Совершенные — 
духовенство катаров — вели аскетическую жизнь, их отделяла от верующих 
церемония посвящения, или духовного крещения— консоламентум (утешение).
Они проводили время в размышлениях, и от них требовалось соблюдать высокие 
моральные нормы. Строгие аскеты, они отличались, как правило, бледностью и 
худобой из-за постов и скудной еды: исключались мясо, яйца и молоко, рыбу есть 
разрешалось.
Совершенные странствовали пешком из города в город, носили черную одежду из 
грубой ткани, служили молебны в частных домах, поддерживали живых и готовили 
умирающих к вечной жизни. Ведя нищенский образ жизни, они не были настолько 
отрешены от всего земного, чтобы пренебрегать материальными ценностями. Они 
раздавали милостыню бедным и часто занимались врачеванием.
Катары отводили видную роль женщинам. Им разрешалось становиться совершенными, 
хотя и не епископами. Верующие-мужчины почитали совершенных-женщин так же, как 
и совершенных-мужчин, и слушали их проповеди. Женщины-катары знатного 
происхождения часто становились совершенными после того, как подрастали их дети.

Они открывали общежития для других женщин-катаров, в которых совершали обряды, 
учили своей вере и лечили больных.7 В то время как совершенные следовали 
строгим нормам, образ жизни рядовых катаров не слишком отличался от того, какой 
вели их соседи-католики. Приверженцев катаризма можно было найти во всех слоях 
общества. К ним принадлежало большинство ткачей, встречались они среди купцов и 
среди крестьян.
Катаризм настолько прочно укоренился в аристократии, что отделение катаров от 
ортодоксальных христиан привело бы к раздроблению всей страны. Как сказал один 
рыцарь епископу Тулузскому, когда тот спросил, почему рыцарство не прогонит 
еретиков: “Это не в наших силах. Мы все выросли вместе. Многие из них связаны с 
нами родственными узами. Кроме того, мы и сами видим, что они — люди 
добропорядочные и заслуживающие уважения”.8
У катаров не было церквей, свои простые службы они проводили в частных домах. 
На фоне быстрого роста их общин, несомненно, полупустые нефы католических 
соборов выглядели жалко.
К середине XII столетия церковь осознала угрозу, которую представляла эта 
быстро распространяющаяся ересь, и начала принимать меры для борьбы с ней. 
Кампания против катаров в Лангедоке началась с мер убеждения. В этот край 
направили священников, которые должны были увещевать народ вернуться в лоно 
церкви. Но их усилия не принесли больших плодов. Даже в тех случаях, когда 
католические проповедники старались вести скромный образ жизни, подобно 
совершенным катаров, им удавалось обратить в свою веру немногих.
Доминик де Гусман (позднее — святой Доминик) вел еще более аскетическую жизнь, 
чем совершенные, но, очевидно, его доводы не были столь же убедительными. Один 
спор, который вели Доминик с помощником против двух совершенных, продолжался 
восемь дней, но Доминику не удалось обратить ни единого человека.
Святой Бернар писал Папе, что “вера — это дело убеждения, и ее нельзя навязать 
силой”.9 Но Доминик придерживался другого мнения. Свои бесплодные четырехлетние 
усилия он, как сообщали, в раздражении подытожил следующим замечанием: “Как 
говорят в Испании, когда не помогли благословения, — поможет хорошая палка”. Он 
говорил безучастным еретикам: “Теперь мы поднимем против вас князей и прелатов..