(Эпиграф: Епископ Александр, цит. из Robert С. Gregg and Dennis E. Groh, 
“Early Arianism — A View of Salvation” (Philadelphia: Fortress Press, 1981), p. 
63).
 
 
В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ В НАЧАЛЕ ЧЕТВЕРТОГО ВЕКА, когда епископ Александр 
Александрийский толковал понятие Троицы своей пастве, зародилось богословское 
цунами.
Высокий, худой ливийский пресвитер по имени Арий, чьи длинные седые волосы 
спадали до плеч, поднялся и задал следующий простой вопрос: “Ежели Отец породил 
Сына, имеет ли тот, кто порожден, начало существования?” Другими словами, если 
Отец является родителем Сына, не значит ли это, что Сын имел начало? Ведь, как 
сказал Арий, “было время, когда Сына не было”1
Очевидно, никто прежде не ставил вопрос таким образом. Для многих епископов 
высказывание Ария о том, что у Сына было начало, звучало как ересь. Разразились 
дебаты между Арием с одной стороны и Александром и диаконом Афанасием— с другой.
 Афанасий стал примерным бойцом церкви, закаленным в борьбе, длившейся всю его 
жизнь. Рыжая борода Афанасия и его телосложение, напоминавшее телосложение 
карлика, составляли почти комический контраст строгому Арию, который по 
возрасту годился Афанасию в деды.
В 320 году Александр собрал в Александрии Совет, который должен был осудить 
заблуждения Ария. Но это не остановило полемики. Арий обратился к простым людям,
 излагая свои мысли в легко запоминавшихся песнях. Приливная волна его слов 
захлестнула империю, песни звучали повсюду — от Александрии до Константинополя 
(ныне Стамбул). Песня “Было время, когда Сына не было” на греческом обладала 
достоинствами лирического стихотворения. Вскоре всякий торговец стал богословом.
 Целые города, от менял до банщиков, обсуждали, имел ли Сын начало.
Спор чуть не вызвал раскола церкви, когда полемика достигла слуха римского 
императора Константина. Он решил покончить с этим, предприняв шаги, навсегда 
изменившие курс христианства.
О чем же был спор? Какая разница, имел ли Сын начало или нет?
Представители ортодоксальной церкви обвиняли ариан в намерении принизить Сына 
утверждением, что он имеет начало. В действительности же ариане ставили его 
весьма высоко, почитая “как первого среди всех созданий”.2 Арий называл Сына 
тем, кто стал “совершенным Богом, единородным и непреходящим”, но также 
утверждал, что у него было начало. “Нас преследуют, — писал он, — за то, что мы 
говорим, что Сын имел начало”.3
Но если статус Сына не подвергался нападкам со стороны ариан, какова же была их 
цель? На самом деле спор касался только вопроса человеческой природы и способа 
нашего спасения. Он затрагивал два представления об Иисусе Христе: либо он был 
Богом, который был Богом всегда, либо человеком, который стал Божьим Сыном.
Если он был человеком, который стал Божьим Сыном, значит и другие люди также 
могут стать Сынами Бога. Эта идея была неприемлема для ортодоксов, отсюда их 
настойчивые уверения в том, что Иисус всегда был Богом и во всем отличается от 
остальных тварных существ. Как мы увидим в дальнейшем, такая теологическая 
позиция церкви была частично продиктована ее политическими нуждами. А концепция 
Ария потенциально могла подорвать авторитет церкви, поскольку давала понять, 
что душа не нуждается в церкви для того, чтобы достичь спасения.
Тело и душа
 
Исход споров с арианами был крайне важен для определения церковью своей позиции 
как по отношению к реинкарнации, так и по вопросу о возможности для души стать 
единой с Богом. Чтобы понять арианскую полемику, следует вернуться к тому 
времени, когда, как мы узнали из четвертой главы, церковь постановила, что 
человеческая душа не является и никогда не была частицей Бога, а напротив, 
принадлежит материальному миру и отделена от Бога огромной пропастью.
Ориген и его предшественник Климент Александрийский жили в мире идей Платона. 
Они воспринимали как данность существование невидимого духовного мира, который 
вечен, и видимого материального мира, который преходящ. По их взглядам душа 
принадлежит духовному миру, в то время как тело — миру материальному.
По убеждениям платоников мир и все, что в нем есть, не создается, а является 
эманациями Бога, Единого. Души приходят из Божественного Разума и, даже 
заключенные в телесную форму, сохраняют связь со своим Истоком.
Климент   утверждал,   что   человек   является “божественно рожденным, будучи 
растением небесного происхождения”.4 Ориген учил, что человек, сотворенный по 
“образу и подобию Бога”, имеет “некоторое сродство с Богом”.
В то время как Климент и Ориген учительствовали в Александрии, другая группа 
отцов церкви разрабатывала контртеологию. Они отвергли греческую концепцию души,
 отдав предпочтение новой неслыханной идее: душа вовсе не является частью 
духовного мира, а, подобно телу, представляет собой часть изменчивого 
материального мира.
Свою богословскую концепцию эти теологи обосновывали изменчивостью души. Как же 
считать душу божественной и бессмертной, спрашивали они, если она может быть 
изменчивой, падшей и грешной? Душа, подверженная изменениям, не может быть 
подобна Богу, который неизменен, — рассуждали они.
Ориген признавал проблему изменчивой природы души, но предложил другое ее 
решение. Он выдвинул предположение, что душа была создана бессмертной и, даже 
несмотря на падение (чему Ориген предлагает несколько вариантов объяснения), у 
нее все еще есть силы возродиться к своему изначальному состоянию.
Он считал, что душа колеблется между Духом и материей и способна выбрать союз с