природе – и потому личность через свое произволение может сублимировать 
природные стремления.
Ни одно из этих условий свободы человека не соблюдено в теософии. В ней не 
проведена грань между человеком и миром материи, и человек не свободен от 
прошлого. В результате получается исповедание веры рерихианства: «Воздаяние 
людям за их поступки производит не Существо, хотя бы и сам Бог, которого можно 
было бы упросить, но слепой закон, не обладающий чувствами. Человек не может 
дать ничего закону, чтобы получить от него больше, он не может его любить и не 
может рассчитывать на ответную любовь со стороны закона. Христианин может 
каяться в грехах каждый день, но он не изменит своей судьбы. Ибо судьба 
человека складывается его делами, за которые закон кармы приведет 
соответствующие результаты, нисколько не зависящие от покаяния».

При отвержении Личного и Живого Бога, каяться действительно бесполезно. Живая 
Этика налагает запрет на исповедь: самый тяжкий
грех церкви
заключается в том, что она веками внедряла в сознание паствы чувство 
безответственности, заглушая понимание божественной справедливости. Итак, вина 
Церкви – в замене закона «собаке собачья смерть» на проповедь милости и любви. 
Ибо Церковь проповедовала свободу, утверждая, что не все предрешено, и человек 
– хозяин своего сердца, а не космические законы кармы и справедливости. Вместо 
кармы Евангелие возвестило прощение. Вместо оккультной веры в предопределенный 
путь, Церковь утвердила свободный диалог воли Бога и воли человека.

Важнейший постулат оккультизма гласит, что Бог не смеет прощать. Даже 
высочайший дух не может простить содеянных прегрешений, ибо это противоречит 
закону кармы. В теософии божество само постепенно развивается внутри мира по 
общему закону кармы и не может быть свободно. Но человек свободен от мира 
только в том случае, если свободен от мира Бог. Ибо если Бог скован миром, то 
Он не может быть гарантом независимости от причинно-следственных цепей. Свобода 
человека нуждается в свободе Бога, который может весь ход мировых событий 
повернуть так, чтобы у человека была возможность выжить даже при самой страшной 
ошибке. Но теософское утверждение автоматичности кармического закона не может 
признать за Богом свободы прощать.

Через всю христианскую литературу проходит уверенность в том, что Бог выше 
справедливости, а любовь выше закона. В «Древнем Патерике» описывается, как 
именно Диавол просит Бога, чтобы тот справедливо судил людей по делам их – в 
обоснованной надежде, что Богу придется отречься от всего человечества. Теософы 
полагают, что эта просьба Сатаны была удовлетворена. Евангелие говорит, что 
Отец передал суд Христу, а теософия уверяет, что Бог передал суд над миром 
полностью на усмотрение Сатане.
«Сатана есть судья справедливости Бога (кармы)», –
утверждает Блаватская. Каяться бесполезно. Бога вообще нет, а тем более такого, 
который мог бы прощать. Причины и следствия от века порождают друг друга, и 
ничего кроме кармы не существует.


Самое корректное определение кармы, точнее всего выражающее смысл индийской 
философии, звучит так: карма – всякое действие, мотивированное желаниями. 
Кармой можно назвать вообще любое обусловленное бытие. Все, что имеет причину 
для своего существования, кармично. Влияние этой жизни человека на следующее 
перевоплощение – лишь одна из сторон действия космического закона.
Христианство же в принципе иначе ставит проблему.
Там, где теософия видит комплекс «причина-следствие», христианство видит 
человека, который не сводится к сумме произведенных им воздействий на мир. 
Человек вообще не сводится к своим функциям.

Святоотеческая заповедь дает образ подобного разделения: люби грешника и 
ненавидь грех. Итак, важно за делами заметить самого человека. Но если 
по-теософски утверждать, что личности нет, а есть лишь сцепление кармических 
обстоятельств, то за вычетом этих обстоятельств, от человека не остается уже 
ничего. Для теософии человек есть лишь комбинация закономерно сложившихся 
характеристик, и каждая из них будет действовать сама по себе, пока не приведет 
к следующему результату. Оккультизм всюду видит лишь некую единую энергию, 
частные же сознания – не более чем случайные всплески на ее поверхности.
Откуда же в человеке, который есть сочетание прежних событий, может взяться 
независимость от былого, которая позволит ему сотворить не-кармическое будущее? 
Что может сделать меня столь независимым от прошлого, чтобы не оно, а я сам 
смог создать и избрать свое будущее? Как может творить человек, если «карма 
творит свое»? Это как раз тот взгляд на мир и на человека, с которым 
христианство вполне сознательно вступило в борьбу. Но теософия видит в человеке 
лишь комплекс сочетаний и не может заметить того, что делает меня свободным от 
кармического прошлого и от универсума.
Итак, просвещенный теософ приходит к следующим выводам. Во-первых, каяться 
некому – ведь личности нет, а комбинация сочетаний не может стать чем-то иным, 
нежели она есть. Во-вторых, каяться не перед Кем – ведь Карма не слышит и не 
желает слышать, а Бога, свободного от мировой и собственной кармы, просто нет. 
В-третьих, каяться бесполезно – ведь покаяние не может изменить следствий, 
порожденных происшедшими грехами. «Около понятия прощения много непонимания, –