аимоотношения, и я беседовала с ней, как с закадычной подругой. Мы проводили 
много времени вместе, исколесив на трехколесном велосипеде все окрестности. 
(Бетти, конечно же, сидела на багажнике.) Я вспомнила и другие детские 
приключения. Мои друзья и я создавали укрепления из песка на берегу Гудзона, 
едва успевая отражать атаки враждебных племен. Я почувствовала, как магия 
детских фантазий зашевелилась во мне вновь. 
      Чейз привлек мое внимание, когда пробегал рядом по дорожке по направлению 
к школе, прокричав, что пришло время слушать истории.
      Направляясь в класс, я думала о том, насколько богата фантазия детей и 
насколько воспоминания о прошлых жизнях схожи с этими фантазиями. В обоих 
случаях ребенок может представлять себя другим человеком, живущим в иное время, 
он видит вещи, которых больше никто не видит, и говорит с несуществующими 
людьми. Но чем больше я думала об этом, тем отчетливее видела разницу между 
фантазиями и воспоминаниями. Ребенок, увлеченный фантазией, создает временную 
реальность, которая меняется по его воле. Он легко становится то одним, то 
другим персонажем – сейчас он отважный солдат, защищающий форт от яростных 
набегов неприятеля, а через минуту он уже становится веселым пекарем, готовящим 
пирожки для Царя и Царицы Мира. В этих фантазиях бросаются в глаза явные 
несоответствия. Это комбинация всего того, что ребенок считает правдивым в той 
роли, которую он берется играть, приправленная неуемным воображением и 
невероятной магией. В результате получается смесь фактов и вымысла.
      Когда Чейз и Сара вспоминали свои прошлые жизни, они видели иную 
реальность – нетронутую и последовательную внутреннюю реальность, с 
достоверными деталями. В этих воспоминаниях чувствовался вкус истины. Никто из 
них не проявлял магических способностей, благодаря которым они могли спастись 
от любой беды. Напротив, события, которые они описывали, отличались 
трагичностью, той трагичностью, которой они не видели и о которой даже не могли 
услышать в этой своей жизни. Они не играли, не забавлялись приключениями, 
которые могли бы направлять и контролировать.
      Я села на квадратный коврик, лежащий на полу классной комнаты, и стала 
слушать историю о мышонке и его мотоцикле, которую учитель рассказывал детям. 
Все это время я наблюдала за детьми, сидящими рядом. Некоторые слушали, затаив 
дыхание, не отводя глаз от учителя, другие же тихо лежали на своих квадратных 
ковриках, положив головы на руки. Один маленький мальчик беспрестанно вертелся 
на полу, дергая бахрому. Я удивилась тому, насколько разнообразные личности 
собрались в этом маленьком  классе, и не могла не думать о том, кем были раньше 
эти маленькие люди и что испытали их души. Насколько это разнообразие 
объяснялось обстоятельствами прошлых жизней? Я присмотрелась к маленьким лицам, 
окружавшим меня в этой комнате. В свете этих идей их детские черты приобрели 
новое, более глубокое значение.
      Я посмотрела на Чейза, сидящего между двумя своими лучшими друзьями – 
Хендсоном и Марией. Его глаза были широко раскрытыми, но усталыми. Мне стало 
больно при мысли о том, какие страдания он перенес, будучи солдатом, умершим от 
раны на поле боя вдалеке от дома и семьи. И тут же я испытала теплое чувство, 
подумав, какой путь преодолела его душа, чтобы попасть в эту теплую классную 
комнату из холода давно прошедшей битвы. Я улыбнулась про себя, затем 
отмахнулась от этих мыслей, так как пришло время сворачивать наши коврики и 
отправляться домой.
Рой идей
      Несколькими днями позже мы с моей подругой Кэти Скай встретились за 
ланчем. У Кэти трое детей, она работает учительницей в подготовительной школе, 
к тому же она музыкант и писательница, обладающая живым умом. Во время моей 
болезни она постоянно посещала наш дом, приносила горячий суп и присматривала 
за детьми. Кэти уже было известно о моем необычайном выздоровлении после 
регрессии с Норманом. Этот ланч предоставил мне первую возможность рассказать 
ей, что произошло с моими детьми во время визита Нормана, а также поделиться 
идеями, переполняющими мой мозг.
      Через полчаса, когда я наконец смогла сделать перерыв в своем рассказе, 
то обнаружила, что Кэти уже управилась со своей порцией, в то время как я почти 
не прикоснулась к еде. Она не вставила ни слова за все время моего монолога и 
поразила меня вопросом: «Ну, хорошо... а это безопасно?»
      Безопасно? Этот вопрос никогда не приходил мне в голову. Регрессии моих 
детей были столь спокойными, столь мягкими и естественными, что я и подумать не 
могла о таящейся в них опасности. Как Чейз, так и Сара легко продвигались в 
своих воспоминаниях. После сеанса они казались довольными и тут же начали 
играть. Они никогда не смешивали события нынешней жизни с переживаниями прошлых.
 Сара особенно прочувствовала всю значительность происшедшего. Я энергично 
взмахнула вилкой и решительно заявила: «Дело в том, что их жизнь стала гораздо 
лучше сейчас, чем прежде. Их страхи исчезли, и экзема Чейза прошла». Кэти 
поняла, к чему я клоню.
      Во время десерта мы с Кэти вспоминали, сколько детей наших знакомых 
страдают от фобий. Мы обе знали одного маленького мальчика, который испытывал 
страх перед водой. Его мать никак не могла уговорить его поплавать в бассейне. 
Может ли оказаться,  что он утонул в прошлой жизни? Не пройдет ли его страх, 
если он просто вспомнит свою прошлую жизнь?
      Я разволновалась, когда мои мысли потекли по этому пути. Ведь не только 
страхи и фобии, но и любые другие черты могут нести в себе информацию о прошлых 
жизнях. Мы заговорили о детях, наделенных редкими талантами, проявляющих 
странные интересы или обладающих эксцентричным характером, который удивлял их 
родителей. Кэти рассказала мне о трехлетней девочке из ее класса, которая 
сидела на земле и плакала возле маленькой ямки, которую она вырыла, а з