игает нашего внимания (хотя бы кто-то и рассказал нам об этом), мы не можем 
узнать. Даже то, что мы принимаем как гипотезу, как фантазию, должно обрести 
форму в сфере внимания. Фома Аквинский называет то, что мы узнаем, картиной 
познания. Если бы человек состоял из одного лишь внимания, он был бы создан 
таким, каким он был до рождения, безгранично пластичным, способным принимать 
отпечатки, любые оттиски. Именно поэтому он не познал бы, не ощутил, не испытал 
бы процесса становления. Ведь чтобы человек что-то узнал, необходима инстанция, 
которая не воспринимает воздействия вместе с ним, благодаря чему возникает 
необходимое дистанцирование, чтобы отметить частичное формирование — от «места» 
или «точки зрения», где еще не было никакого воздействия. Чтобы иметь такую 
неподвижно закрепленную точку отсчета, человеческое существо на Земле снабжено 
телом, состоящим из минералов, и более подвижными элементами, телами, которые 
посредствуют между духовно-психическим субъектом и физическим минеральным 
телом: телом ощущений (форма проявления которого — вегетативная нервная 
система) и жизненным телом, вызывающим соответственное форме развитие и жизнь 
организма.
    Чем больше духовная составляющая человека связана со сформированными 
«телами», тем меньше он может следовать своей чеканке. Связь осуществляется 
большей частью через телесное самоощущение. Вследствие этого сфера познаний 
ограничивается, так что взрослый становится невосприимчивым к большой части 
реальности. Он, например, непосредственно не ощущает, живо что-либо или нет, 
познает истинность чувства другого существа не непосредственно, он нуждается в 
чувственно воспринимаемых знаках, чтобы общаться с себе подобными. То, что у 
ребенка все иначе, будет вскоре показано в главе «Обретение речи».
    Так как человек имеет в организме, с которым связан, более или менее 
твердую точку опоры, — что становится вполне ясным благодаря его самоощущению 
(см. гл. 11), — в его власти воспроизводить запечатленное, выражать его или не 
выражать. Это основа его свободы. И коль скоро он получил эту «тяжесть», «ношу» 
в ходе процесса, который во всех важнейших традициях называется «грехопадением»,
 значит, его падение было допущено, более того, подготовлено 
Божеством-Создателем19.
    Если мы еще раз рассмотрим чудо способности к подражанию в языковой области,
 то окажется, что в нем явлено само существо младенца. Мы слышим что-то, некий 
набор звуков, ухом, но влияние оказывается на наши речевые органы. Едва ли 
можно объяснить этот феномен рационально. Тем не менее, можно понимать это как 
реминисценцию бытия до рождения, где становление является одновременно 
воспроизведением. Становление произошло не в результате физически 
воспринимаемого процесса, как извлекаемые из инструмента звуки, а в плане 
сугубо духовном, путем непосредственной прямой коммуникации; воспринимающий и 
воспроизводящий 
«органы» были едины, как если бы за слух и за речь отвечал один и тот же орган. 
В земной жизни пассивный воспринимающий орган отделился от активного 
воспроизведения. Вследствие этого воспроизведение происходит не вынужденно, 
непроизвольно,
    Человек в состоянии воспроизвести услышанное, хотя оно не имеет сходства с 
движением речевых органов. Кроме того, слушая, мы не видим, что делают речевые 
органы говорящего. И даже если мы подражаем видимому жесту руки или ладони, это 
маленькое чудо, потому что мы и в этом случае не воспринимаем механизм 
движения: мы не видим, что делают мышцы, нервы. И все же мы легко можем 
подражать этому движению. Б любом случае подражание происходит через 
представление: мы представляем увиденное или услышанное почти одновременно с 
исполнением (в принципе, несколько раньше) и вследствие этого речевые органы, 
голосовые связки или части тела «получают информацию» о том, что нужно делать. 
Тем не менее, ост