просто отдыхаю или ложусь спать, — как вдруг моё тело 
словно каменеет, я не могу пошевелиться. 
     Не могу ни слова выдавить, ни вздохнуть, ни моргнуть — но живу. Меня 
словно тянет к каким-то огням, но не всегда. Раньше это меня пугало, и я 
выбивался из сил, пытаясь «прийти в себя». 
     Но в последний раз, когда это случилось, я просто отбросил страх — и 
ощутил мощный толчок из центра дань-тянь (или хара, что одно и то же). Ощущение 
было такое, будто всё тело поднимается вверх, словно его тянут за этот центр. 
Вибрации были невероятные. 
     А потом вспыхнул яркий свет, и я стал... просто не в состоянии объяснить, 
чем или кем именно. Я стал всем сразу. Я был частичкой всего на свете и всё 
было частью меня. 
     Трудно выразить словами, что я тогда чувствовал и какой всепоглощающий 
поток любви и ощущение чего-то родного меня захлестнул! 
     После этого я крепко заснул, а когда проснулся, долго не мог сообразить, 
где я. Мне пришлось какое-то время побыть наедине с собой, чтобы «переварить» 
случившееся. 
     Я боялся кому-то об этом рассказать, не хотел, чтобы от меня, как в 
детстве, отмахивались. 
     Но, в конце концов, я всё же рассказал жене, и она сразу ответила, что нет 
тут ничего страшного и я вовсе не сошёл с ума, ещё я попробовал рассказать об 
этом своему учителю тайцзи, но он не понял. 
     Переживание было таким ярким, что я и сейчас помню всё так отчетливо, 
будто случилось это только вчера. Впрочем, мне и прежде часто снились сны, 
помогавшие постичь свою истинную сущность и понять своих детей. 
     Месяца через три после рождения нашего сына Дилана («сын моря») Элайху 
(«ангел-хранитель») мне приснился сон. Я увидел Дилана таким, какой он сейчас, 
уже восьмилетним, и таким же крупным (для своего возраста). 
     Мы отмечали его день рождения, собралось много детей. Дилан присел рядом 
со мной и завёл очень взрослый разговор о жизни и о том, зачем мы здесь. Вскоре 
его сестра Джейден (императорский камень из Китая) Саманта («огонь») тоже 
подошла к нам и села послушать. 
     Дилан сказал, что в один прекрасный день я проснусь и постигну, кто я и 
что я. Он сказал, что моё настоящее имя — Тамалар, а потом добавил, что сам он 
пришел из созвездия Кита и послан сюда, как и многие другие, чтобы быть 
учителем для людей. 
     Дилан назвал также настоящее имя своей матери, но я его не запомнил, ещё в 
том сне он сказал, что мы с женой тоже оттуда, откуда явился он. 
     Было это больше восьми лет назад. Сон был таким живым, что я позвонил 
матери и рассказал ей о нём. Она всё записала — и я ей очень за это благодарен, 
потому что вплоть до недавнего времени начисто позабыл о случившемся и вспомнил 
лишь тогда, когда она прислала Дилану письмо и рассказала ему эту историю. 
     Он прочитал письмо, и я спросил, что он об этом думает, а Дилан ответил: 
«Классно. Мне нравится» — и побежал играть. 
     Он и дочка порой просто поражают нас с женой своими замечаниями и 
суждениями: их мысли бывают не по возрасту глубокими и мудрыми! Впрочем, 
вспоминая о том, кто они, я перестаю чему-либо удивляться. 
     Отец воспитывал нас в духе мормонской веры примерно до тех пор, пока мне 
не исполнилось восемь. В детстве мне очень нравилось ходить в церковь, но потом,
 когда я чуть подрос, у меня начали возникать вопросы в отношении тех доктрин, 
которые нам внушали. 
     Дело не в том, что я перестал верить в Бога или Изначального Творца, — нет,
 мне просто хотелось понять, откуда известны те или иные вещи и почему люди 
подчас ведут себя совсем не так, как велит Господь. 
     В ту пору, когда у нас в доме жила первая мачеха, отец некоторое время 
водил нас в унитарную церковь. Всё было то же самое, просто название другое. 
Потом мы посещали лютеранскую церковь — и опять ничего нового! 
     Но каждая Церковь утверждала, что она-то и есть истинная. Однако я считаю, 
что истинная вера — в душе. 
     Именно там мы находим Бога и истину — в самих себе, а не в церкви или 
статуе. Конечно, очень здорово собираться вместе и обсуждать в сложные времена 
свои чувства или рабочие проблемы, но я уже много чего повидал, и мне кажется, 
что многим людям просто боязно заглянуть в себя. 
     Я ненавидел отца за то, что он заставлял меня ходить в церковь. 
     После того, как отец разошёлся с мачехой, мы какое-то время вообще не 
ходили в церковь. Затем мы переехали, жили с тех пор вместе с бабушкой и 
дедушкой, и папа снова начал ходить в церковь мормонов. 
     Там он и познакомился с нынешней нашей приёмной матерью — женщиной, 
которую я очень люблю и уважаю. Она тоже была из мормонов, но позволяла нам 
верить в то, что мы сами считали правильным, и понимала, что все мы — очень 
славные дети. 
     Когда мне стукнуло двенадцать, отец принялся уговаривать меня стать одним 
из священников этой церкви, но я без колебаний отказался, И отец смирился с 
моим решением, хотя об этом его просили и многие другие прихожане. 
     Кроме того, у меня были «проблемы» в воскресной школе: я, видите ли, 
задавал слишком много вопросов. Да как я посмел? Думаю, там повторилось то же 
самое, что и в обычной школе, где меня считали «источником неприятностей». 
     Я частенько был невнимателен и отвлекал других детей, но когда меня 
вызывали, я всегда давал верный ответ,