продуктам, 
которые у нас продают. 
     К тому же мы не христиане, а живем в преимущественно христианском 
окружении. 
     Уже самые первые случаи общения с другими детьми позволили мне понять, что 
я не такая, как все, и я всегда благодарила за это жизнь. Я вижу, что многие не 
понимают меня, моих слов и поступков. 
     Я сознаю всё гораздо яснее, чем они, и ни на что не променяю эту 
способность. Я — «чудачка», и мне это нравится. Я сама выбрала эту жизнь, я с 
радостью принимаю все её уроки и путь, которому следую. 
     Мне просто захотелось поделиться с вами этими мыслями, чтобы вы знали: на 
свете есть Индиго, которые растут, не теряя связи со своей интуицией, — Индиго, 
которые живут в ладу со своими талантами и направляют их во благо других. 
     Спасибо вам ещё раз за вашу чудесную книгу! Напоследок я расскажу короткую 
историю. Мне посчастливилось встретиться и с другими такими же детьми. 
     Когда мы с ними болтаем и кто-нибудь упоминает о каком-то человеке, прежде 
всего, звучит вопрос: «А он из наших?» 
     Да, так мы и говорим: из «наших». Именно это нам важно знать о любом 
незнакомом человеке, Теперь-то я понимаю, что значит «наши», а раньше как-то и 
не задумывалась, просто знала, что на свете есть «мы». 
Словно в зеркале 
     Джейкоб Батлер 
     «Я — Индиго. Совсем недавно я прочитал вашу книгу «Дети Индиго». Боже мой! 
Я словно увидел себя в зеркале! 
     Я уже взрослый Индиго, мне двадцать шесть лет, и у меня двое чудесных 
Детей Индиго.
     Воспитывать их мне не очень-то трудно, ведь я прекрасно помню себя в 
детстве. Мы с женой интуитивно пользовались многими правилами, которые позднее 
прочли в вашей книге. Главное, мы помогали детям быть самими собой. 
     Простите, что пишу так сбивчиво: у меня сейчас в голове столько мыслей, 
что трудно изложить их последовательно и связно. Начну со своего детства. 
     Ещё малышом я точно знал, кто я. Помню, я рассказывал родителям то про 
одно, то про другое — просто о том, что знал. 
     Но они всегда воспринимали это как ребячью болтовню. Не то чтобы это было 
проблемой, но я просто знал многие вещи. 
     В детстве мы с братом спали на чердаке над столярной мастерской отца. В 
нашем доме было только две спальни, и одну из них занимали сёстры. Но спать на 
чердаке было здорово! Случалось, я прибегал в спальню родителей ночами и 
рассказывал маме, что видел летающие блюдца, а она просто бормотала, что их не 
бывает, и опять засыпала. 
     Спустя несколько лет, когда мы с мамой сидели в церкви, я сказал, что вижу 
вокруг людей свет. Ещё я видел красноватое свечение вокруг изображения Христа 
на стене и хотел понять, почему он так сердится. 
     Мама ответила, что я не могу ничего такого видеть, а Иисус не сердится, и 
вообще я должен сидеть тихо, никому не мешать. 
     После нескольких таких случаев я просто перестал рассказывать другим о 
странностях, которые — я твёрдо знаю! — были совершенно реальными. 
     Когда мне было восемь лет, родители подали на развод, а мама «обратилась» 
в нью-эйджевскую веру. Это ужасно разозлило отца, который в ту пору был 
ревностным мормоном. 
     Мама уехала, и с тех пор я видел её десяток раз, не больше, Мы, правда, 
переписывались, созванивались, и она рассказывала о своих глубочайших 
прозрениях. Не хочу показаться снобом, но мне хотелось ответить ей коротко и 
ясно: «Вздор!» 
     С другой стороны, я понимаю, что она идёт своим путём просветления. Её 
частенько бросало из стороны в сторону, но, в целом, она следует одному и тому 
же курсу. 
     После развода родителей мой отец сошёлся с женщиной, которая тоже 
увлекалась «Нью-Эйджем». Она действительно дала нам полезные советы в отношении 
медитации и не мешала ни мне, ни моему брату и двум сёстрам быть самими собой. 
     Той же политики придерживался затем и отец... уже после того, как они 
расстались. Он всегда твердил, что мы упрямые, как черти, и что он давно уже 
понял: если уж нам взбредёт что-то в голову, мы этого так или иначе добьёмся, 
так что он будет присматривать лишь за тем, чтобы мы совсем уж не распустились 
и не попали в неприятности. 
     Став подростком, я действительно ощутил себя досадной помехой. Все женщины,
 с которыми сходился отец, либо бросали его, либо ненавидели нас, его детей. 
     Винить во всём себя было проще простого: я несколько раз подумывал о 
самоубийстве, но вовремя останавливался, понимая, что жизнь дарована мне не 
просто так. 
     Я припоминал всё то, что было со мной в детстве и что я позднее подавлял; 
кроме того, я снова начал медитировать, Это отчасти помогло. Я начал читать 
книги по восточной философии. 
     Особенно мне понравились «Иллюзии»* — я впервые прочитал их, когда мне 
было всего двенадцать лет. 
     Но я вспомнил, как в детстве — даже не знаю, было то во сне или наяву — я 
встретил какую-то пожилую даму и она сказала, как меня зовут. 
     «Джейкоб», — ответил я, и тогда она спросила: «Ах да, целитель! Ты пришёл 
сюда, чтобы исцелять людей и учить их. Твой дар проявится в нужное время». И 
она ушла, одарив меня ласковой улыбкой. 
     Бывает, я лежу