ториях, сказках и волшебстве. 
     Одно из самых ярких и дорогих мне воспоминаний: я лежу под деревом, 
усыпанным жёлтыми цветками, и читаю книгу — но вижу себя со стороны, будто 
наблюдаю за самой собой. 
     Правда, я всегда читала сказки только до половины, а потом сама 
придумывала им концовки. Я жила в раю, который почти не имел ничего общего с 
учителями. Большую часть времени я проводила наедине с собой, но мне это 
нравилось. 
     Я действительно чувствовала, что непохожа на остальных, хотя знала, что я 
просто «не такая» — но ничуть не хуже других и вовсе не замкнутая. Я смотрела 
на окружающих, видела, как они себя ведут, но сама вела себя иначе. 
     Моим любимым словом было «Почему?» — чаще всего в вопросах «Почему он это 
делает?» и «А почему я должна это делать?». Эти вопросы не означали, что я 
против этого или бунтую. Мне просто хотелось понять! 
     Всё изменилось, когда мне было лет семь-восемь. В школе начались уроки 
музыки. 
     Занятия сводились к тому, что учительница рисовала на доске ноты, а потом 
мы должны были отстукивать их на барабанчиках в такт её указаниям — и так снова 
и снова, до бесконечности. 
     Я, бывало, просто глядела на деревья за окном и барабанила чисто 
машинально. Через три недели этого занудства один семилетний мальчик повёл себя 
умнее и правильнее всех: просто вскочил и запустил свой пластмассовый барабан 
учительнице в голову. 
     То, что было потом, чем-то напоминало эпизоды из «Повелителя мух». 
     Этот стиль поведения быстро подхватили все остальные ученики, и очень 
скоро все учителя, пытавшиеся держать наш класс в узде, потерпели полную 
неудачу. Если на нас кричали, мы орали в ответ. 
     Одни учителя просто в бешенстве бросали наш класс, другие даже не пытались 
нас чему-то учить и тратили весь урок на попытки взять нас под контроль. 
     Сама я большую часть времени сидела «на Камчатке» и делала уроки, которые 
задавала мне дома мама. Однажды я даже заперлась в классе — да так, что 
директору пришлось приходить и отпирать замок. 
     Потом она отвела меня к себе в кабинет и накричала, на что я ответила 
ледяным тоном: «Миссис N (учительница) глупая и ничего не делает». 
     Наконец мама добилась того, чтобы меня перевели в другой класс, где 
преподавала самая старая, строгая и страшная на вид учительница. И она мне 
понравилась! 
     Если честно, чаще всего мы просто садились в ряд и нараспев декламировали 
таблицу умножения, но ещё она учила нас, как вышивать и готовить яблоки в 
глазури на Рождество. 
     Писать прописью мы учились так: мы писали что-то печатными буквами, она 
переписывала это прописными, а мы потом опять писали, копируя её 
каллиграфический почерк. Она придерживалась традиционных форм обучения, но она 
любила нас, заботилось о нас — и потому мы тоже её любили. 
     К сожалению, в конце того учебного года она ушла на пенсию, и пришлось 
вернуться к тому, что было... Я отказывалась ходить в школу! 
     В школе маме говорили, что я просто расстроена недавним разводом своих 
родителей. Мама приняла это близко к сердцу и отвела меня к психотерапевту. 
     Тот поступил просто чудесно: сразу сказал маме, что она — замечательная 
мать, и моя травма вызвана тем, что творится в школе, а не дома. 
     Тогда мама начала разбираться в школьных порядках, чтобы понять общую 
ситуацию и изменить её, но ей на каждом шагу давали от ворот поворот. В конце 
концов, она просто перевела меня в другую школу. 
     Я, правда, не очень-то «вписалась» в новый коллектив, но теперь, по 
крайней мере, получала приличную порцию образования: английский язык, науки, 
история, литературное творчество и так далее. У меня были отличные оценки по 
всем предметам, хотя в первые годы школы я особенно не блистала. 
     Тем не менее математика была и оставалась для меня предметом трудным: мне 
она казалась скучной, чересчур логичной и безжизненной. 
     В новой школе я стала главным объектом насмешек, издевательств и 
«изоляции», и это задевало меня до глубины души. Вскоре я просто решила, что 
так уж они устроены, эти чужаки. Учителя, впрочем, в этом райском уголке были 
просто замечательные! 
     У меня появилась возможность посещать уроки литературного мастерства, 
которые проводили профессиональные писатели. Благодаря этому я даже 
познакомилась со своим любимым автором, Кристин Харрис. 
     Я пела в хоре и играла на скрипке. И ещё кое в чём мне повезло: я 
встретила другого ребёнка, очень похожего на меня. 
     От него другие ученики тоже держались в стороне — прежде всего потому, что 
он всегда говорил на такие сложные темы, что большая часть учеников просто не 
могла его понять. 
     И хотя мы с ним редко разговаривали, для меня настоящим событием стало уже 
одно то, что на свете есть и другие такие, как я! 
     В старших классах мне вообще крупно повезло: меня включили в число 
учеников, которым разрешали «забегать вперед» по тем предметам, с какими они 
блестяще справлялись, 
     Как оказалось, это было сущее благословение: я смогла изучать 
дополнительные главы истории, общественных наук, биологии и истории искусств за 
счёт тех предметов, которые меня мало интересовали — математики и прочих точных 
наук. 
     Кроме того, у меня по