ных. И они её любили. 
     * Она жила текущим мгновением. Когда она понимала, чего хочет, она этого 
упорно добивалась. 
     * Она ждала честности от окружающего мира — в особенности, от родителей и 
других взрослых. 
     * Она хотела, чтобы к ней относились с уважением. На неуважительное 
отношение она реагировала бурно, подчас яростно, Она знала, что ей нужна 
упорядоченность, но не жесткость. 
     * Она ненавидела запреты и хотела принимать решения самостоятельно. На неё 
невозможно было повлиять внушением чувства вины. 
     * Угрозы на неё тоже не действовали, Она хотела иметь право выбора и 
противилась жёстким приказам, Она не боялась допускать ошибки и хотела учиться 
«на своём опыте». 
     * В школе ей было скучно. Она видела недостатки нынешней системы 
образования и отдельных учителей. 
     * Ей нравилась деятельность, связанная с правым полушарием, то есть 
творческий подход, а не «линейные», «левополушарные» занятия (математика, 
чтение и так далее). Она питала огромное любопытство ко всему вокруг, включая 
проблемы смерти, наркотиков и секса. 
     * Она обладала врождённым пониманием духовных вопросов, верила в загробную 
жизнь и перерождения, причем эти идеи не внушали ей ни церковь, ни родители. 
     * Ей не нравились неоднозначные поступки взрослых. Она не доверяла 
таинственности. 
     * Она умела «начисто вычёркивать» из своей жизни людей, которые не уважали 
её, обманывали или вели себя неискренне. 
     * Она чувствовала себя совсем взрослой, хотя умом и понимала, что это не 
так. 
     * Она легко манипулировала своими родителями с помощью вспышек эмоций. 
     * У неё была развитая интуиция. Порой она словно читала чужие мысли. 
     * Эмбер была очень восприимчива к окружающей её энергии, в том числе к 
настроению других людей. 
     * Ничто из перечисленного не вызывало у неё никакого чувства вины. Больше 
всего на свете она мечтала найти свою биологическую мать. 
     Когда Эмбер было одиннадцать лет, она покопалась в отцовском кабинете и 
нашла документы на удочерение. За несколько лет до того она спрашивала 
родителей, не приёмная ли она дочь, но они всегда отвечали: «Нет, что ты!» 
     Рассказывая мне об этом, Эмбер дрожала и в конце концов разрыдалась. Она 
считала это самым страшным предательством со стороны родителей. Как у них язык 
поворачивался столько лет врать ей? Она ведь давно заподозрила, что они говорят 
неправду! 
     Почему же они не решились рассказать ей всё как есть? Неужели это такая 
большая тайна? Может, они стыдились её? Боялись, что она уйдет? 
     Неужели они не понимали, что она любит их, а не свою биологическую мать, 
которую никогда не видела? Они считали её полной дурой! 
     Неужели они не могли понять, как ужасно чувствовать себя неродной в семье, 
где живёшь, сколько себя помнишь? Ярость, боль и ощущение униженности Эмбер 
были совершенно искренними. С той поры Эмбер оказалась на самой грани. 
     Она не раз подумывала о самоубийстве, пробовала наркотики и с нетерпением 
ждала половой жизни. Её должен был (и она сама этого хотела!) воспитывать 
человек, которому она бы доверяла, который научил бы её делать выбор 
самостоятельно и направил бы её мощную энергию в конструктивное русло. 
     Нет сомнений, что она научилась манипулировать родителями с помощью 
приступов ярости задолго до того, как разразился скандал с удочерением. Это 
означало, что ей нужно научиться отвечать за свои поступки. 
     Постоянный гнёт понимания того, что она не вписывается в социальную среду 
и семейные отношения, едва не свёл девочку с ума. Она всё время ощущала себя 
«не в своей тарелке» и остро это сознавала. 
     По мере того как Эмбер становилась старше, родители всё чаще чувствовали, 
что живут на пороховой бочке. Они никогда не видели детей, похожих на Эмбер, и 
потому тоже «дошли до ручки». Какими бы благими ни были их намерения, родители 
Эмбер просто не были готовы к воспитанию Ребёнка Индиго. 
     Единственными средствами, которыми они располагали, были воспоминания о 
собственном детстве и сведения из популярной прессы. Дома отец был бездеятелен 
и большую часть времени проводил у телевизора. Общением с детьми и их 
воспитанием занималась, прежде всего, мать. 
     В семье редко обнимались и целовали друг друга, почти не говорили: «Я тебя 
люблю». По мере нагнетания эмоционального напряжения в отношениях всё это стало 
происходить ещё реже. 
     Эмбер мечтала о том, чтобы родители ласково обнимали её и целовали просто 
так, — это стало бы для неё подтверждением их любви. 
     Но родители с сознанием своего долга просто придумывали для обоих детей то 
одно, то другое занятие. Это была типичная семья, где стремились, прежде всего, 
чем-то занять детей. В большинстве семей по соседству отношения были точно 
такими же. 
     Когда я предложила родителям помочь Эмбер отыскать её биологическую мать, 
они пришли в ужас — боялись, что тогда Эмбер не вернётся к ним и они потеряют 
её навсегда. 
     Ещё я посоветовала им перевести Эмбер из обычной школы в школу сценических 
искусств, которая больше подходила ей по наклонностям и талантам. 
     Это предложение её родители тоже отклонили. Вскоре после этого они 
прекратили приводить Эмбер ко мне, сказав, что хотят услышать и «другие мнения».