Несколько лет спустя я случайно встретила мать Эмбер, и та призналась, что,
 в конце концов, они всё же последовали моему совету и перевели Эмбер в другую, 
более подходящую школу. Эмбер уже закончила её. 
     Больше того, родители помогли ей найти биологическую мать, и это событие 
принесло всей семье огромную пользу. 
     И хотя Эмбер по-прежнему порой испытывала их нервы своим поведением, 
резкие скачки настроения и вспышки гнева случались у неё намного реже — 
особенно после знакомства с родной матерью. 
     Я позвонила Эмбер, и мы с большой сердечностью поговорили по телефону. Она 
подробно рассказала мне о встрече с матерью и биологическим отцом, о котором 
она вообще ничего не знала. 
     Те поженились через несколько лет после того, как Эмбер была удочерена. 
     Раз в полгода Эмбер навещала своих «кровных» родителей, но никогда не 
забывала заверить приёмных, что именно они её «настоящие» мать и отец. 
     Эмбер призналась мне, что вместе с биологическими родителями словно нашла 
и саму себя, и теперь уже не чувствует себя совсем непохожей на остальных людей.
 
     Кроме того, у неё уже была работа, которая вполне удовлетворяла её 
склонность к самодостаточности. Эмбер понемногу училась нести ответственность 
за свои поступки. Вернулось к ней и былое уважение к своим приёмным родителям. 
Неблагополучное общество, 
неблагополучные Дети Индиго 
     Не все Дети Индиго жестоки, своенравны и вспыльчивы. Многие из них 
излучают нежную любовь, от которой тает сердце. Каждый Ребёнок Индиго — как, 
впрочем, и вообще каждый ребёнок — уникальная личность. 
     Тем не менее, Детям Индиго в целом присущи особые черты (см. описание 
характера Эмбер), которые отличают их от детей предшествующих поколений. В то 
время, когда Эмбер ещё училась в школе, процент Детей Индиго был намного ниже, 
чем сейчас. 
     Её чувство непохожести на ровесников явно усугублялось проблемой 
удочерения, однако «ощущение чужеродности» — одна из самых распространенных 
жалоб Индиго. 
     Они прекрасно сознают, что видят, чувствуют и откликаются на происходящее 
вокруг совсем не так, как большинство их сверстников и взрослых. 
     Вполне вероятно, что доля Индиго среди нынешних учеников начальных классов 
составляет уже от 95 до 100 процентов, а самым старшим Индиго сейчас, 
по-видимому, чуть за тридцать. 
     Процент неблагополучных Индиго прямо пропорционален числу неблагополучных 
людей, матерей и отцов, семей в нашем обществе. В этом отношении Индиго ничуть 
не отличаются от предыдущих поколений. 
     Однако, в силу своей повышенной чувствительности, они явственно чувствуют 
хаос, сбои в работе, недостаток поддерживающей любви как в своем организме, так 
и в окружающих эмоциональных полях — и чувствуют всё это намного острее, чем их 
предшественники. 
     Влияние, оказываемое этими факторами на их эмоциональное развитие, может 
быть губительным. Нет сомнений, что именно этим во многом объясняется рост 
наркотической зависимости (включая так называемые «легальные» препараты вроде 
риталина или прозак) среди детей всех возрастных групп. 
     С другой стороны, окружающая среда, поощряющая уникальность личности и 
обеспечивающая достаточно широкие рамки самовыражения, привела бы к появлению 
уравновешенных и невообразимо интересных человеческих существ. 
     Кроме Эмбер, я знакома ещё с несколькими Индиго, у которых тоже была 
весьма беспокойная жизнь. Однако, как только они решали, что нужно что-то 
менять, им быстро удавалось все наладить. 
     Индиго обладают поразительными внутренними запасами сил; при желании они 
умеют избавляться от пагубных пристрастий, а исцеление своей жизни проводят с 
куда большей объективностью, чем это удается большинству из нас. 
     Верно и обратное: если они сами не желают что-либо менять в своей жизни, 
повлиять на них не в силах никто! 
Самоубийство, смерть и духовность 
     Мои беседы с Эмбер, а затем и с другими «юными взрослыми» вызвали у меня 
вопрос: что на самом деле думают эти дети о наркотиках, смерти и духовности. 
     Чтобы узнать это, я составила опросный лист и попросила «почти взрослых» 
детей от 16 до 19 лет дать ответы на поставленные вопросы. И эти ответы меня 
совершенно изумили! 
     За исключением малозначащих подробностей, ответы на большую часть вопросов 
были на удивление схожими и указывали на глубокое философское мышление. 
     У большинства участников опроса основной школьной оценкой было 
«удовлетворительно», у некоторых даже сплошные «неуды» — и лишь несколько 
человек учились на «отлично». 
     Только один из опрошенных получил формальное религиозное образование, ещё 
один был знаком с метафизическими концепциями, остальные же не получали 
религиозного воспитания ни в школе, ни в семье. 
     Если не считать уроков, посвящённых вреду наркотиков, ни один из 
участников не проходил в школе программ, связанных с обсуждением проблем смерти 
или духовности. Родители этих детей тоже заговаривали на эти темы крайне редко. 

О смерти: 
     Почти все участники опроса помнили, что знали о смерти уже к пятилетнему 
возрасту, некоторые даже в трёхлетнем. Кроме того, все дети были уверены, что 
постигли это без помощи родителей и какого-либо внешнего влияния. 
     Вопрос: «Что такое смерть?» 
     «Конец жизни на этой планете и переход к