восстановлении республики и отказался от консульской власти, которой 
пользовался 
непрерывно с 31 г. до Р.Х. Он даже вызвал к себе сенаторов и должностных лиц и 
передал им книги государственных дел. Вскоре врач Антоний Муза стал лечить его 
необычным и сомнительным способом: холодными припарками. Против ожидания, 
средство помогло, и Август совершенно оправился. Тогда сенаторы на свои деньги 
поставили Антонию статую возле изваяния Эскулапа. А в Италии весть о 
выздоровлении Августа была встречена с таким ликованием, что многие города день,
 
когда он впервые их посетил, сделали началом нового года. Выздоровев, Август 
отказался от мысли о восстановлении республики. Он считал, что опасно отдавать 
вновь государство в руки многих правителей.

Он остался во главе страны, хотя официально его особое положение не было ничем 
закреплено. После болезни он семнадцать лет отказывался от консульства, приняв 
на себя лишь пожизненную власть народного трибуна и проконсула. Говорят, что, 
когда народ в 22 г. до Р.Х. предложил ему диктаторскую власть, он спустил с 
плеч 
тогу и, обнажив грудь, умолял его от этого избавить. Сам себя он именовал 
принцепсом (то есть первым в списке сенаторов). Имени же "государь" он всегда 
страшился как оскорбления и позора. Ни внешностью, ни образом жизни он старался 

не выделяться среди других. Когда он бывал консулом, то обычно передвигался 
пешком, когда не был консулом - в закрытых носилках. К общим утренним 
приветствиям он допускал и простой народ и принимал от него прошения с 
необычайной ласковостью. Сенаторов в дни заседаний он приветствовал только в 
курии на их местах, к каждому обращаясь по имени, без напоминания; даже уходя и 

прощаясь, он не заставлял их вставать с места. Со многими он был знаком домами 
и 
не переставал бывать на семейных праздниках. За вольные и строптивые речи от 
него никто не пострадал. Присутствуя на выборах должностных лиц, он всякий раз 
обходил трибы со своими кандидатами и просил за них по старинному обычаю. Он и 
сам подавал голос в своей трибе, как простой гражданин. Выступая свидетелем в 
суде, он терпел допросы и возражения с редким спокойствием. Жил он сначала близ 

форума в доме, принадлежавшем когда-то оратору Кальву, а потом - на Палатине, в 

доме Гортензия; но и этот дом был скромный, не примечательный ни размером, ни 
убранством, - даже портики были короткие, с колонами из альбанского камня, а в 
комнатах не было ни мрамора, ни штучных полов. Больше сорока лет он спал в 
одной 
и той же спальне зимой и летом, и зиму всегда проводил в Риме. Работал он в 
особой комнате наверху. Если он бывал болен или хотел отдохнуть, то перебирался 

на виллу к кому-нибудь из вольноотпущенников или в дом своего друга Мецената. 
Отдыхать он ездил или в Кампанию или в какой-нибудь городок недалеко от Рима, а 

в старости полюбил бывать на Капри. Больших и роскошных домов он не терпел, 
статуй и картин не покупал, но зато собирал старинные доспехи и огромные кости 
доисторических животных. Столы и ложа, которыми он обычно пользовался, едва ли 
могли Удовлетворить даже простого обывателя. Постель же у него была низкая и 
жесткая. Одежду он носил только домашнего изготовления, сработанную сестрой, 
женой, дочкой или внучками. Званые обеды, которые Август устраивал для своих 
друзей, отличались больше радушием, чем изысканностью. Обычно подавали три 
блюда, самое большее - шесть. Сам он ел очень мало и неприхотливо. Любил грубый 

хлеб, мелкую рыбешку, влажный сыр и зеленые фиги. Вина же вообще пил очень мало.


По мере возможностей Август старался и сограждан своих вернуть к нормам древней 

римской морали. С этой целью в 18 г. до Р.Х. он пересмотрел старые законы и 
ввел 
некоторые новые: например, о роскоши, о прелюбодеянии и разврате, о подкупе, о 
порядке брака для всех сословий. Строгость этих законов вызвала много нареканий,
 
и в дальнейшем Августу пришлось их смягчить. В том же году во второй раз 
пересмотрели список сенаторов, но на этот раз сенаторы сами выбирали друг друга.
 
Лабеон подал голос за жившего в ссылке Марка Лепида, а на вопрос Августа, 
неужели не нашлось никого достойнее, ответил: "У каждого свое мнение". Говорят, 

что эта дерзость сошла ему с рук.

Свою дочь Юлию Август выдал за боевого соратника Агриппу. Не имея наследников 
мужского пола, он в 17 г. до Р.Х. усыновил своих внуков от Агриппы - Гая и 
Луция. Их он с детства приблизил к государственным делам и посылал в провинции 
и 
в