ься над детьми,  заглушит в них
все, все...

Глава 30 ВАСИЛИЙ СТЕПАНОВИЧ

     Василий Степанович Завойко, еще осенью  проводивший генерал-губернатора
по новой аянской дороге и возвратившийся из Якутска к себе в Аян, был сильно
озабочен.
     Первое, что решил он,- нельзя позволить подорвать того, что сделано.
     "Я  еду на  Камчатку  и  готов  трудиться  па пользу  отечества. Первые
действия на Амуре начаты мной  по повелению Компании. Все, что здесь начато,
Компания может довести до конца. А тут вдруг этот Невельской!"
     Завойко  объявил жене, что не желает мириться  с происками и подкопами,
которые подводит под него Невельской.
     - Что же ты хочешь сделать? - спросила Юлия Егоровна.- Где твои доводы?
     - Да уж доводов-то у  меня много, я только не знаю, с которого  начать,
чтобы доказать всю мою правоту. Хотя бы то, что  он без  инструкции открытие
сделал.  И  тут  нет никакой подлости  с  моей  стороны, что я  так  верю  в
инструкцию и прибегаю к букве закона, потому что как раз  он хочет присвоить
то, что сделано другим. Обо всем этом я напишу в Петербург Гилюле,
     237
     0 уж  он  доведет до дядюшки. А  дядюшке  напишу,  что  сам  я  признаю
открытие, как мне велено  генерал-губернатором. Вот  и  пусть тогда  дорогой
дядя схватится  за волосы, он снаряжал экспедицию Гаврилова, за которую мы с
ним  награждены! Боже мой, боже мой,  за все отвечать Завойко как маленькому
человеку,  который  прожил все свои  лучшие годы в Аяне и только желал добра
другим и не щадил себя и своих детей.
     В его словах была доля  яда, и Юлия  Егоровна  отлично понимала,  в чей
огород  он  кидает  камни.  Муж  сетовал  на  свою  родню.  Он   всегда  был
безукоризненным исполнителем всего,  что требовал дядюшка, верным и надежным
его глазом на побережье океана.
     -  Конечно,  Юличка,-  говорил  он,- как же Фердинанд  Петрович  мог не
знать, что с Амуром, когда вон и Муравьев говорит,  что еще  в  сорок  пятом
году  Крузенштерн  будто бы  перед смертью  уверял,  что  Амур  должен  быть
доступен, и будто бы уже тогда Невельской заявил,  что он, как лучший ученик
в корпусе у Ивана Федоровича, непременно исправит ошибки своего учителя.
     У  Завойко  мелькала  мысль,  что  родня его по  жене  -  люди  тонкие,
образованные,  ученые, которые, как он до сих  пор  полагал, все знали и все
могли и которым он верил и служил верой и  правдой, и хотел, чтобы дети его,
оставаясь русскими, во всем главном на них походили,- и вот оказывается, что
эти-то родственники, а во главе  их сам великий Фердинанд  Петрович, на этот
раз его подвели.
     "Родственники меня подвели",- думал он, с досадой глядя на своих детей.
Смутно педезревал  он,  не  погубил ли свои  способности, живя  для  родни и
надеясь на нее.
     Василий  Степанович представлял  себе, что Врангель,  конечно, не очень
обрадуется. Но  все же для Фердинанда  Петровича неприятность не такова, как
для Завойко.  "Меня тут корить  начнут: мол, Завойко виноват, Завойко должен
быть за все в ответе".
     И он готов был обрушиться со  всей своей силой и горячностью на первого
виновника, на того, кто тронул все эти дела...
     -  Так напрасно они  думают, что Завойко  зря старался!  Завойко  будет
прежде  всего сам себе голова  и не будет рассчитывать больше на других! Ох,
Юлинька! Завойко будет адмиралом на царской службе,  а не на компанейской, и
детей своих  прокормит, хотя  теперь всю  жизнь  придется  бояться  красного
воротника!
     238


     В душе он  проклинал сейчас  своих  родственников.  Он  свое дело делал
честно,  улавливал,  что  нужно  им  открывать  и  что  не  нужно.   А  они,
оказывается,  сплоховали  и  не  смогли  всего  предвидеть. Правда, Гилюля в
прошлом году писал, что Невельской  идет на исследования и что  надо поэтому
поспешить  с  отправкой  Орлова в  лиман,  договориться  с  гиляками,  чтобы
торговать там, и  завести  с ними приятельство, да спросить  у них место для
постройки редута.  Ясно было,  что  до  постройки редута  далеко, но  Гилюля
спешил и писал это с ведома Фердинанда Петровича. А тут в Петербурге создали
Амурский  комитет и  подняли шум,  и Фердинанд  Петрович,  видимо,  поделать
ничего  не  мог,  когда  Муравьев  возбудил всех своих  покровителей - князя
Меншикова и графа Перовского,  а  дядя как раз терпеть не может Министерства
внутренних дел.
     Завойко все исполнил по письму  Гилюли, отправил Орлова в лиман с двумя
тунгусами, как было велено. А что до  экспедиции, так он был твердо убежден,
что Невельской наткнется на мели и повернет обратно.
     - Ну кто же знал, что так все обернется! Да, дядюшка Фердинанд Петрович
сильно подвел меня.  Не  знаю, кой  черт  его дернул  показывать карты этому
Невельскому.  Вот надо теперь намекнуть на  это  в  письме, пусть-ка дядюшка
поймет, что он сам себя зарезал, допустив такую опрометчивость.
     Когда начиналась брань по адресу родственников-немцев, Юлия Егоровна не
очень  расстраивалась.  Она  со стороны матери  была русска