него  не только флотская, а общая
жизнь, ради которой он желал развития русского мореплавания на Тихом океане.
     Несмотря  на  разногласия  с  губернатором, он  радовался,  что  судьба
послала ему в покровители  такого  образованного  человека, с которым  можно
свободно говорить  о  системе  Фурье, о  декабристах  и даже  о неизбежности
преобразований в государственном строе России.
     В  этой  солнечной  Сибири оживало  в душе  все,  что  прежде  казалось
загубленным.  Капитан вез  книги и готов был сызнова учиться  по-мальчишески
жадно. Он мечтал написать записки о своем кругосветном путешествии. Он решил
подробно сообщить о своих замыслах Федору Петровичу Литке и  просить у этого
старого  и  благородного  ученого, перед  которым он  благоговел,  советов и
покровительства.  Теперь,  когда  сделано  открытие  и  совершено труднейшее
путешествие, да еще  в такой  короткий  срок,  было  о чем  написать  Федору
Петровичу.
     Капитан  чувствовал,  что входит в общество  людей, смеющих иметь  свое
мнение даже  в современных условиях.  Былая служба в  Средиземном море  и на
Балтике представлялась тусклой.
     160
     Прежде  над  ним   довлела  нерешенная  задача.  Он  знал,  как  к  ней
подступиться, но не смел,  хотя и не по недостатку решимости. Все мысли его,
особенно  за последние  годы,  были  направлены  к этой цели.  И вот  теперь
открытие  совершено. Найден не только путь к океану, но и открылся новый вид
на всю  собственную жизнь;  он сам себя  раскрепостил, исполнив замысел. Ему
даже приходило в голову, что, может быть, в тяжести былой жизни повинна была
не служба при великом князе,  не мнимая узость собственных, а также флотских
интересов и не ограниченность своих знаний. Уж зачем нести напраслину: среди
моряков русского флота много образованнейших  людей. Да  и  сам капитан знал
много,  многое  видел.  А  Невельскому  всегда казалось, что  все тесно, все
чего-то мало, не  хватает.  Он рвался на простор. Виной всему  был, конечно,
неосуществленный  замысел. Из-за  него  он сам  себя ограничил во всем,  как
монах, посвятивший себя богу.
     Теперь  он  прозрел,  увидал  окружающую  жизнь,  людей,  то,  от  чего
отворачивался прежде, почувствовал в себе  страсти, до того  подавленные, и,
как  ему  казалось, увидал нищету своей душевной  жизни. Представлялось ему,
что  он  бесконечно  много  упустил  в  свое  время,  и  он  особенно   ясно
почувствовал свое одиночество.
     Достигнутая свобода не была полной. Временами казалось, что главное  не
позади,  а впереди,  что там  подымается  из-за  горизонта новая туча. Может
быть, в глубине души, едва он  совершил  свое открытие, его  уж обуяла новая
забота.  Пока  что  в нем  еще было чувство  удовлетворенности. Хотелось еще
некоторое  время  побыть  победителем,  но  уже тысячи сомнений  попеременно
пробуждались в нем. Может быть,  поэтому,  зная, что предстоит новая борьба,
он ощущал недостаток знаний и средств для нее.
     Губернатор   -  прекрасный  человек,  но  в  отношениях  с  ним  нельзя
переступать  известной черты.  Нельзя и  безмерно  надеяться на  него,  хотя
дружбой и покровительством такого человека надо дорожить.
     Невельской готовился доказать свою правоту, спорить яростно,  выдвинуть
доводы, которые самому казались новыми и не  посчитаться с которыми Муравьев
не мог.
     Как  хорошо, что он решил  пригласить на службу  Александра! Невельской
надеялся,  что  со  временем  явится возможность  пригласить  сюда и другого
своего приятеля - Кузьмина.
     161
     "Муравьев, быть может, по-своему был прав,  когда отказал Александру...
Он боялся - Александр резок. К тому же на новом месте следовало осмотреться;
тут ссылка,  декабристы и бог весть  как приняли  бы такого  чиновника,  как
Александр. Тот  сам рассказывал,  что бухнул Муравьеву то,  чего  вообще  не
следует  говорить. А  Муравьеву,  верно,  не  очень приятно  иметь  за собой
репутацию вольнодумца. На него и так  доносы пишут, а он бы привез  еще сюда
Баласоглу... А теперь, когда  все улеглось и спокойно, он согласен. Конечно,
странно,  что  такой человек,  как Николай Николаевич,  не  принял его перед
отъездом...  Это  и  меня  удивило, взял  тогда  его записки,  а к  себе  не
допустил.  Хорошо,  что теперь все  будет исправлено. А может  случиться,- с
радостью   подумал  капитан,-  что   уже  нынче  зимой  увижу  Александра  в
Иркутске..."
     С Александром вместе мечтали  они о будущих сношениях России с Китаем и
с другими азиатскими странами. Вместе просились они на службу  к Муравьеву в
Восточную Сибирь.  Александр прежде был моряком, а  нынче... архивариусом  в
Министерстве иностранных дел.
     В свое время сдружил их не только интерес  к Азии, но и общая неприязнь
к тем, кто руководил русской политикой на Востоке. Невельской познакомился с
несколькими приятелями Александра, с их суждениями  - резкими и смелыми. Все
они  ненавидели правительственную  бюрократию,  изучали новейшие  социальные
теории,  придавали  большое  значение  экономическим  наукам, интересовались
общественным  движением  на  Западе  и  любили  поговорить  о  необходимости
коренных  преобразований  в  России.  С  этой   же  компанией  водил  дружбу
Константин  Полозов  -  двоюродный  брат  Геннадия Ивановича.  Если приятели
Александра при Невельском, как при человеке новом,  поначалу держали язы