|
но никакого непорядка на судне, пришедшем из Кронштадта, он
потерпеть не мог. Открытия открытиями, а служба службой, и
112
поэтому начальник порта был настороже с Невельским, чувствуя, что еще
могут быть столкновения. "Тогда, мой голубчик, уж я тебе и пуговицы
припомню, какая бы там ни была у тебя болезненная привычка! Молод еще такими
болезнями хворать! Безобразие! Все пуговицы пооттянул... А то,
действительно, полон бриг офицеров, да все не компанейские штурманы, а
великосветская молодежь, как слышно дуг"лянгы, немцы, гимнасты, аристократы.
Расславят потом на весь флот, что начальник порта в Охотске явился на бриг с
оттянутыми пуговицами... Не объявлять же всем, что это их же капитана дело!
Домой пришивать не поедешь".
Шлюпка подошла к судну. Команда и офицеры выстроились на палубе. Все
блестело, матросы в чистом, все выглядели живо и серьезно, офицеры молодцы -
кровь с молоком и один к одному, а двое ростом выше самого Вонлярлярского.
"Э-е, да ты вот каков!"-подумал старый капитан про Невельского. Он
сразу, опытным глазом по одному тому, как палуба была надраена, как бухты
канатов расположены, как дружно, струнами стояли снасти, понял, каков тут
капитан. Ему даже стало скучно, что придраться нельзя. Но когда
Вонлярлярский взглянул на мундир старшего лейтенанта, то и там оказались
пуговицы оттянутыми. "Старшего офицера больше всех за пуговицы держит",-
усмехнулся про себя Вонлярлярский.
Он успокоился. Видно, пуговицы всем пообрывал, и тут народ к этому
привычный. Все же Вонлярлярский не стал задерживаться и поскорее, холодно
поздоровавшись с офицерами, прошел в каюту капитана.
"Бывают же такие оригиналы! - думал он.- Да еще в наше время, когда
часто все служебное положение зависит от того, каков вид у офицера, как
пуговицы блестят, как галуны, все ли прилажено. И вот в наше-то время всего
показного на флоте держится человек, который, как видно, эти пуговицы рвет у
всех..."
Невельской развернул карты описи. Он рассказывал. Подали ужин н вино,
потом чай, а капитан говорил и говорил.
- Что же дальше делать будете?
- Весной пойдет туда экспедиция.
- Из Аяна?
- Из Аяна!
- Завойко теперь на вас зол,- заметил Вонлярлярский.- А у него связи!
Предупредите о нем генерал-губернатора, Муравьев послушает вас. А то его
хотят теперь на Камчатку! Губернатором на необитаемый остров! Вот Робинзон
Крузо! Санчо Панчо!
Казакевич съехал на берег вместе с Вонлярлярским.
- Ваш капитан превосходный человек,- сказал ему начальник порта.-
Только зачем он пуговицы рвет?
- Вы не обижайтесь, Иван Васильевич! - ответил старший офицер.- У него
это привычка. Он так делает, чтобы удержаться от заикания. Научил его актер
Каратыгин, когда занимался по дикции у нас в корпусе. Все знают и ничего с
ним сделать не могут. Скажу но секрету: однажды государя императора ухватил
за пуговицу. Государь как-то,- продолжал лейтенант,- явился в офицерские
классы, где Невельской обучался, и тот рапортовал его величеству... И
знаете, заикнулся и схватил государя за пуговицу...
Дальше Казакевич не стал рассказывать о том, как император ударил его
за это по руке. Вместо этого он сказал:
- Государь, с его великодушием, милостиво отнесся...
"Вот человек! - поражался Вонлярлярский, выйдя на берег.- Надо же
столько смелости, чтобы царя схватить за пуговицу! Другого бы за это в
Сибирь! Но почему-то он про Завойку и не говорит, словно тот не существует!
Что за странная щепетильность? "
Вонлярлярского очень заботили новости, сообщенные Поплонским о том, что
Муравьев, видимо, хочет назначить Завойко губернатором. Если бы назначили
Вонлярлярского, он бы, конечно, не говорил, что там необитаемый остров и
себя не называл бы ни Робинзоном Крузо, ни Санчо Панчо.
Глава 16 ЛЯРСКИЙ
На другой день Невельской рано утром явился в адмиралтейство. Дел было
много. Он желал видеть казармы, в которых будут зимовать его матросы, место,
где встанет "Байкал", каков затон, мастерские, хороши ли рабочие, каковы
запасы продуктов.
114
Он вообще везде и всюду интересовался этим, даже в Портсмуте и в
Лондоне выпросил позволения осмотреть все подобные учреждения. Всякое
строящееся судно, каждый встречный корабль в океане, всякий шкипер, любой
порт - все интересовало его. Иногда даже мелкие служебные интересы были для
него важней, чем научные, видимо, потому, что в науке он был волен, но право
заниматься наукой и плавать зависело от дел слубежных.
Его огромная энергия часто не находила применения. От этого случались
припадки раздражительности, которые так часто были у русского человека того
времени и которые есть результат того, что ум н энергия его во многом
оставались без применения. Чем меньше дозволено было человеку развивать
духовную силу, тем тяжелее было ему, тем си более порывист с молоду, часто
странен в среднем н старшем возрасте, выходки его нелепы, н он часто сам
себя винит за дурной характер н не понимает причины, почему он не таков, как
все другие люди.
|
|