Невельскому казалось, что, проведя  более десяти  лет строевым офицером
при  великом  князе,  он  потерял зря  всю молодость, путешествуя по  портам
Европы вместо  того,  чтобы отдаться любимым наукам. Но  в то  же  время он,
конечно, прошел трудовую школу и дело изучил превосходно.
     Профессиональные интересы владели им  и  высшей степени  и сейчас. Надо
было  самому  видеть  и  изучить  ресурсы  Охотского  порта.  Он глубоко был
убежден, что  теперь все придется переносить не  на Камчатку, а на  Амур и в
этом работать плечом к плечу с Лярским - как все звали здесь  Вонлярлярского
- и с Завойко. Кроме того, судьба команды сильно беспокоила его.
     Капитан хотел здесь видеть все своими глазами.
     Солнце светило, и рабочий  день был  в  разгаре,  а Лярский, высокий, в
белом  крахмальном воротничке, громогласный, с седыми бакенбардами н пышными
усами,  вместо того чтобы заниматься делами, пустился в рассуждения. Тут  же
был Поплонский.
     Лярский   стал   объяснять   Невельскому,  что   он   мог  бы   открыть
северо-западный проход  у берегов  Америки, исправить ошибки Франклина и что
план, как осуществить  все  это, у него выработан давно. Он согласен взяться
за это дело, если ему вперед дадут два чина.
     Открытие Невельского сильно задело Лярского. Он даже не
     115
     спал ночь. И он желал показать Невельскому, что сам тоже исследователь,
не ударит лицом в грязь.
     Поплонский тоже не  остался  в долгу.  Он  развил  план открытия еще не
известного архипелага  в  Тихом  океане,  который,  как он  полагал,  должен
находиться в южной части...
     Невельской чувствовал, что о деле, видно,  говорить никто  не настроен.
Дела стояли. "Черт знает, как они времени не берегут! Сказать им, что врут и
фантазируют? Глупо было бы, они обидятся".
     Он  слушал и  старался найти  хоть долю осуществимого в  их намерениях.
Чтобы  поддержать разговор,  а заодно  и не  остаться в долгу,  заметил, что
производить съемки берега нужно, непременно  имея впереди шлюпку, и привел в
пример свою опись.
     Лярский  взглянул на него косо  и  махнул рукой с таким пренебрежением,
словно  Амур был сущим пустяком  по сравнению с тем подлинно великим планом,
который он излагал.
     Поплонский, как  можно  было  его  понять,  тоже  не  находил  в  описи
Невельского ничего особенного  и  свои планы  считал куда значительнее и  на
основании их  уже сейчас чувствовал свое превосходство над Невельским.  В то
же время и Лярский  и Поплонский не скрывали  своей  глубокой  иронии друг к
другу.
     Невельской сидел и  слушал терпеливо,  огорченный  не  только тем,  что
Лярский и Поплонский не  придавали значения его открытию; он чувствовал, что
они вообще, видимо, не склонны признавать сразу новое из соображений личных,
что в нем здесь видели человека, который как бы незаконно выхватил  у других
славу.
     Пошли обедать  к Лярскому.  Тот  опять ругал Завойко,  уверял,  что  он
эгоист.
     Выбрав удобный момент, Невельской попросил пойти после обеда в казарму,
в  которой будут жить его  матросы. Он сказал, что хочет также видеть  суда,
порт и мастерские. Он  хотел  посмотреть  здешних матросов, подозревая,  что
людей здоровых не хватает и Лярский может разобщить его команду.
     - Отвожу для вашей команды самое лучшее  помещение! Даже два. Флигелек,
в котором у меня офицеры жили, и казарму. Лучших помещений у нас вообще нет.
Так  и смотреть нечего! Впрочем, если хотите, могу показать.  Там еще,  быть
может,   не  все   приведено   в  порядок...  Но   ведь  ваши   матросы   не
барышни-белоручки, могут для себя постараться... Да я вам
     116
     вообще весь Охотск покажу, сочту  счастьем  и  долгом... Вот доглядите,
Геннадий Иванович, наш эллинг! Каторжную тюрьму покажу, где пожизненно сидят
убийцы, с которых кандалы не снимают...
     Эллинг и строящееся в нем судно  Невельскому очень хотелось посмотреть.
Он знал,  что должен видеть и каторжную тюрьму. Дела  это не касалось,  но в
этом был его долг человеческий.
     Он спросил,  хороша ли зимовка в устье реки Кухтуя, нет ли опасности от
льдов весной. Лярский уверял, что нет.  Но Поплонский возражал. Похоже было,
что все здешние условия из рук вон плохи.
     Обо всем, что касалось зимовки "Байкала" и  дальнейшей  судьбы команды,
Лярский  говорил с подъемом, видно стараясь, чтобы у капитана не  осталось и
тени  сомнения, но тот чувствовал,  что это  показное, а  настоящие сведения
приходилось  вытягивать  из  Лярского  чуть  не  клещами.  Оказалось, бывали
случаи, когда народ тут мер от цинги, особенно новички. Лярский объяснял это
дурным  климатом. "Матросы  мои,  кажется,  все  это  святым  духом  заранее
проведали",- подумал капитан.
     Лярский хвалил  мастеровых, которых Невельской доставил из Кронштадта в
Петропавловск. Нынешним же летом на "Иртыше" они  перешли в Охотск и  теперь
работали на эллинге.
     - Правда,  один из них умер. Людей  у  меня  не  хватает. Тут  половина
больных. А уж мастеровые молодец к молодцу.
     Суда и  казармы  так  и  не п