и Чумбока.
     Пошел дождь. Ночью капитана разбудил Шестаков.
     "Я давно не спал так крепко",-подумал Невельской.
     Палатка трепетала  от  ветра. На  реке  бушевал шторм. Шлюпку  пришлось
перетащить повыше на берег. Часть товаров перенесли в палатку.
     На рассвете волны стихли.  Дождь  перестал. Ветер  переменился, набегал
слабыми порывами. В деревне выли собаки.
     Козлов подал к чаю китайский леденец. После завтрака, оставив у палатки
двух часовых, капитан отправился на шлюпке к Тырским утесам.
     Мимо проплывала  деревня  и шалаш  маньчжуров, их  лодки, вытащенные на
берег.  Кое-где виднелись  люди  у  вешалов. За деревней  ветер гнул заросли
тальников.
     Рыжий  Тырский утес высился над рекой. Шлюпка пристала у его  подножия.
Сверху шли две лодки.
     - Кто-то рано едет,- заметил Козлов.
     - Отовсюду, капитан, люди едут, тебя хотят посмотреть! - сказал Позь.
     Чедано провел  Невельского наверх.  Там, на площадке, над самой кручей,
стояли каменные  столбы. Гиляк стал счищать с  них мох и лишаи. На одном  из
камней стала видна цифра 1649 и буква Е.
     - Вот эти камни амба-лоча поставили,- рассказывал Чедано.
     Невельской задержался на площадке. Он осмотрел камни, списал надписи, а
потом  полюбовался с кручи  на  реку. За ней  видны были горы,  плыл туман и
облака.
     Под утесом слышались голоса.
     Две  лодки  с гиляками в  белых  шляпах,  видимо,  те,  что шли сверху,
пристали к подножию скалы.
     Когда   Невельской   спустился  вниз,   рядом  со  шлюпкой  стояли  две
плоскодонки. Люди с косами  в берестяных шляпах поднялись с песка.  Взоры их
были изумленно-радостны.
     - Вот,  капитан, к  тебе издалека  люди  приехали,-сказал тунгус Афоня,
оставшийся с матросами у шлюпки,
     514

     -  Ты  Невельской? -  подходя  к капитану  и протягивая  дрожащие руки,
спросил босой, смуглый дед в коротком халате.
     Толпа приезжих обступила капитана.
     -  Я  их  языка не  знаю,-сказал  Позь.-  Сейчас  хорошего  переводчика
возьмем.  Чумбока из их стороны.  Эй,  Чумбока,  иди,  верховские приехали,-
крикнул он, прикладывая руки
     ко рту.
     Гольд задержался  в зарослях. Он  выбежал и, увидя чернолицего старика,
остолбенел.
     - Дедушка Иренгену!
     Рядом  с  дедом  стоял другой старик с  дожелта прокуренными усами  и с
темными, похожими на  трещины, впадинами  на щеках. Это  был дядюшка  Дохсо,
отец Одаки, убитой жены Чумбоки. И Кога, длинный, как журавль, дедушка Кога,
с тремя седыми волосками на подбородке, который когда-то так любил Чумбоку.
     "Уй-уй!  Как они постарели! Какая одежда на них бедная на всех! Рванье!
Кругом все  свои,  родные..."  Чумбока  готов  был  кинуться к ним, обнимать
всех... На миг он почувствовал себя  вернувшимся домой. Но тотчас же горькие
воспоминания охватили его. Он вспомнил, как жил с дядей на озере, как старик
радовался  счастью дочери и как потом  все они, вот эти его близкие, любимые
им  люди,  убили свою родную  сестру  и  племянницу,  а  его выгнали. Сердце
рвалось  к ним, к своим,  но  нельзя было забыть... И  так больно стало, что
Чумбока готов был заплакать.
     Он взглянул на капитана, ища поддержки.  -  А-на-на! -  пролепетал  тем
временем дядюшка  Дохсо, узнавши в переводчике  своего бывшего  зятя. Худые,
черные ноги дядюшки задрожали так сильно, словно Дохсо пустился в
     пляс.
     И  снова вспомнил  Чумбока былое.  Когда-то, еще парнем,  он  с  Одакой
любезничал и с дерева в лодку дядюшки Дохсо свалился - лесина треснула, и он
прямо к  Одаке полетел,-  и вот тоже тогда у дядюшки ноги затряслись.  Так с
ним бывает, когда  сильно испугается. И  сейчас он опять струсил.  А сын его
Игтонгка побледнел. Чумбоке стало немного жаль их.
     Дохсо не знал, как тут быть. Но дедушка Иренгену, который либо не узнал
Чумбоку, либо не хотел обращать на него внимания, заговорил с Невельским.
     - Так это ты Невельской?
     - Я!
     - Мы к  тебе приехали,-  сказал старик твердо.- Мы слышали, что  пришли
русские, что ты ездишь...
     Невельской не понимал его больше.
     - Ну,  помоги,- обратился  хитроумный  дедушка Кога  к  Чумбоке,- пусть
русский с нами поговорит.
     Чумбоке  достаточно  было  взглянуть  на капитана,  как  боль его  ушла
куда-то в глубь души. Вот и он  стал переводчиком, не только Позь! И Чумбока
теперь  наконец  пригодился  капитану.  Гордость  охватила  сердце  молодого
гольда. Он  стал тверд,  как железо. Он резал взглядом сузившихся глаз своих
родственников и стал переводить, стараясь  все подробно передать Позю, а тот
переводил капитану.
     Говорил дедушка Иренгену. Остальные все смотрели и слушали.
     Старик сказал, что  живется плохо, что они просят Невельского прийти на
Горюн, поселиться там и охранять их.
     Все горюнцы стали кланяться и просить, у многих на  глазах  были слезы.
Чумбока увидел, что жизнь его родных не была за эти годы счастливой.
     "Не стали вы счастливыми оттого, что жену мою убили! -  подумал он.-  А
вот говорили, что от нее злые духи рождались и что от нас все несчастья!"
     Переводя речь старика, который  стал перечислять беды гор