удивительней  было для него,  что  Невельской соглашался отпустить
"Байкал" обратно на Камчатку, расстаться со своими матросами, которые  так к
нему рвались.
     Козмин  в  душе не очень любил Василия Степановича, хотя и ладил с ним.
Сам он мог служить с кем угодно. Козмин дело знал, и его за это все уважали.
     Козмин опять подержал руки офицеров в своей тяжелой огромной ладони.
     Завойко и Невельской сели в шлюпку.
     ...Через день началась разгрузка. Работали казаки, якуты и матросы,
     Пришла  почта  из  Иркутска.  От генерала  ничего  не было.  Невельской
получил письмо от Литке. Тот благословлял Генна-
     440
     дия Ивановича на подвиг, писал, что счастлив, верит, что скоро начнется
движение на Восточном океане, советовал не нарушать обычаев жизни туземцев.
     Завойко тоже получил письма. Одно из них было от якутского комиссионера
Компании.
     -  Юлинька, Юлинька! Так я уже знаю,  почему  Невельской сошел с ума! -
поспешил Василий  Степанович  с письмом в комнату  жены.-  Оказывается,  наш
Геннадий Иванович сватался в  Иркутске к племяннице гражданского губернатора
Зарина, которая давно любит другого... И  она выдала Невельскому арбуз!  Так
вот почему он явился такой бешеный и бил по дороге якутов... А как дело было
в марте, то арбуз, Юлинька, был соленый!
     Невельской пришел в  гавань. Люди работали  охотно. Шеста -ков раза два
подавал дельные советы, как лучше разгрузить судно, что куда укладывать.
     Капитан слушал своих  людей и удивлялся. В прошлом голу он их  тянул за
собой, объяснял им  цель, принуждал, уговаривал. Нынче,  казалось,  поход на
Амур им нужнее,  чем  ему. Матросы  мгновенно исполняли любое приказание  и,
казалось, готовы были за него в огонь и в воду.
     "Мне  надо  взять себя  в  руки,- думал  капитан.-  Люди  ждут от  меня
подвига,  а я, кажется, раскис. Они рвутся туда, и уж не я  их, а  они  меня
тянут вперед, меня, павшего духом".
     У людей  пе было видно ни тени огорчения, обиды, озлобления, недоверия,
как в прошлом  году  осенью,  когда  прощались. А что  бы  сталось, если  бы
"Байкал" зимовал в  Охотске и там команду растасовали бы?  Теперь, при таком
падении своих сил, я никогда бы не нашел новых людей!
     - На Амуре я, Геннадий Иванович, уговаривал одну...- рассказывал Фомин,
когда матросы отдыхали.-Ох, соглашалась!
     - Гилячка? - спросил капитан.
     - Как же! Черноморденькая! Теперь бы встретить ее! Вот Козлов не верит,
а я говорю, гиляки исподнее тоже носят, на бабах пианы из рыбьей кожи...
     Матросы смеялись.
     Вечером  Козмин, Завойко, поп и  Невельской опять  играли в карты, пили
виски, спорили...
     Ночью Невельской сидел над бумагами, готовя их к отсылке в Иркутск.
     441
     Судно стояло на рейде. У Козмина все готово. Невельской задерживался на
берегу. Козмин уж знал теперь, что  он  за человек.  У  него мысли, кажется,
рождаются  сразу по две  или по три,  и  он  бегает  от  дела  к делу, хочет
исполнить  то, что  невозможно  сделать  одному!  а  Завойко  не  очень  ему
сочувствует, вот Невельской и крутится как белка в колесе.
     Матросы тоже ожидали  приезда капитана.  Они не собирались его ни о чем
расспрашивать, полагая,  что  в  плаванье  поговорят  с  ним  по душам.  Они
наслышались  в  Аяне,  что  капитаном  тут  недовольны,  что он  со  здешним
начальством не ладит.
     Наконец приехал капитан.
     -  Молодец  Завойко!  - сказал он  Козмину, поднявшись  на палубу.- Как
обещал, так все и сделал!
     День был ясный, когда вышли из бухты,  море казалось набухло, оно стало
громадней, светлей, пошло  навстречу  судну большими, но пологими, светлыми,
голубовато-зелеными  волнами без  гребней.  Изредка  вдали  вспыхивали белые
огни. Это гребни дальних волн отражали слепящее солнце.
     "Я  иду вперед,-  подумал капитан,- а  мысли мои позади". Сегодня долго
думал  он над бумагами,  посланными  в Иркутск.  Не то  хотелось бы написать
туда...
     - Что же  это, Геннадий Иванович,  открывали мы, а  займут охотские?  В
десант так чужие,- говорил вечером Подобин, стоя у руля.- Такую  силу везем:
пушки, груз,  продукты такие хорошие,  товар какой! Я посмотрел - одно сукно
чего стоит!
     - А зачем тебе такое сукно?
     - Заслужил бы... Своим послал...
     На "Байкале" тихо. Козмин и Невельской негромко отдают команду,  нет ни
рева в  трубу, ни матерщины. Даже боцман не  орет, люди  делают все быстро и
дружно. Вот они побежали  к левому борту, взялись  за снасти, и уж исполнено
приказание: все расходятся.
     -  Хочу, брат Подобин, часть наших людей  взять  в экспедицию,- говорит
капитан своему рулевому.
     - Вы уж берите всех с судном... Пробили склянки. Подобин сменился.
     -  Чего тебе  Геннадий Иванович сказывал? -  спросил его  Козлов, когда
капитан сошел вниз.
     - Че-то не ухватилось нашему капитану,- уверял Фомин.- Подменили его...
Красоточка какая-то околдовала.
     442
     - Завойко ему не потрафил,- ответил Подобин.
     - Сам сказал?
     - Нет, он  ничего не говорил. На "Охотске"  команда из здешних,  видно,
Завойко хочет своим дать выслугу...
     Матросы,  забывая присланную на судно черемшу,  бруснику и свежее мясо,
стали ругать Завойко  и удивлялись, почему он зол  на  капитана.  Объяснение
нашлось - у Невельского чины, он в Питере был, а этот сидит в Аяне.
     - Погоди  еще... он нашего капитана обставит,-заметил Конев.- У Завойко
- сила! - и добавил потихоньку: - Куда нашему до него!
     Утром синели на траверзе полосы Большого Шантара. Дул  попутный  ветер.
Шли под всеми пару