войко. Эта мысль и прежде приходила ему в голову. Теперь он
видел - Завойко раздражен, ревнив, завистлив, горяч. "Он зол на меня. А я ни
шагу тут  без него не могу  ступить". Он вспомнил все, что  говорил Ляр-ский
про Завойко и как тот  уверял, что  Завойко не простит Невельскому  открытия
Амура, вечно будет пакостить.
     Невельской поднялся на пригорок и пошел дальше по протаявшей тропе.
     Тайга стала мельче  и реже, ветер крепчал. Вдруг за лесистой сопкой, на
которую он подымался, тоже заблестело море, широкое, ровное и торжественное.
Вид его и тревожил, и возвышал душу, и отдалял все заботы, лечил боль.
     В просвете между сопок море стояло высокой светлой и прозрачной стеной.
     Собственные  страдания показались сейчас ничтожными. Капитан  вспомнил,
как Элиз  говорила однажды,  глядя  на море  и на горы: "Это  стоит хорошего
концерта!"
     "Море,-подумал капитан,- всюду  и всегда одинаковое, и  в чужих странах
оно как небо -всегда родное!"
     Он возвратился  в  Аян. На улице ему повстречалась  молодая круглолицая
женщина в капоре и в шубке. Она шла  в  сопровождении старика якута, несшего
на  плечах мешок, который он, видимо,  привез издалека. Невельской узнал ее.
Это была Орлова.
     - Вы ли это, Харитина Михайловна? Здравствуйте, очень рад вас видеть...
Я заходил к вам...
     Орлова сообщила, что собирается к мужу, что от него было письмо, весной
он добрался до устья, а с тех пор нет ничего.
     - Не съели его там гиляки?
     -  Бог с  вами, Харитина  Михайловна,  он человек бывалый, да и  они не
людоеды.
     Орлова говорила о своей предстоящей поездке на устье
     424
     Амура так просто, словно в этом не было ничего особенного. Она сказала,
что возьмет с собой картофеля и семян, заведет там огород.
     Вечером  Невельской убеждал Василия Степановича, что нельзя в этом году
перебрасывать на Камчатку тысячу  человек, что,  прежде чем  их туда  гнать,
надо высчитать точно, сколько муки может  быть  доставлено в Петропавловск в
продолжение навигации, и тогда,  положив по  два  пуда в  месяц на человека,
можно узнать, сколько народу смеем туда отправить.
     - Сколько  народу сможем  прокормить, столько  и  брать, а  в противном
случае будет голод! Надо все высчитать и не загонять людей на верную гибель.
     "Экий  дотошный человек! -  подумал  Завойко.-  Ему  все не  дают покоя
транспорты с продовольствием!"
     Завойко  не  нравилось  такое  вмешательство  нового  чиновника  особых
поручений, но он видел, что  совет  дельный, и согласился. Решили немедленно
написать обо  всем  Корсакову, который должен с Лярским отправлять людей  из
Охотска.
     - Теперь о торговле с гиляками, Василий  Степанович. Я не  могу просить
компанейские товары в Охотске, когда здесь, в Аяне, самая большая  фактория.
Это смешно! Я прошу иметь в виду, что мне нужны такие предметы, чтобы гиляки
наглядно убедились  в превосходстве русских товаров перед маньчжурскими.  От
того, какие товары у нас будут, зависит очень многое!
     - Где же я возьму эти товары, Геннадий Иванович?
     -  Василий Степанович,  разве вы не обязаны дать  то, что у  вас  есть?
Тогда  скажите прямо, что не хотите содействовать мне. Я здесь два дня живу,
сплю, обедаю, а дело стоит...
     -  Так  вы  думаете, что  я  личными  соображениями  руководствуюсь?  -
краснея,  спросил  Завойко.-  Да  как  вы  можете это говорить!  Вы,  может,
думаете,  что  Завойко  вас  обманывает? Вот посидите на моем месте и  тогда
говорите!.. - вскричал Василий  Степанович,  вскакивая и  показывая на  свое
кресло.- Пожалуйста, берите  муку и  крупу, когда придут. Сами же вы видели,
что транспорты нынче  стоят. Вы же не будете их ждать, а у меня муки слишком
мало. Не могу же я на  Камчатке с голоду умирать!  Так, пожалуйста, напишите
жалобу генералу или в Петербург.
     - Да что толку, что я буду писать! Дело погибнет, никакое
     425
     мое  донесение не поправит  его.  Что  мы, в  бирюльки играем,  Василий
Степанович?..
     - Да где я все возьму, что вам надо?  Да я и не обязан  этого делать. А
хоть  вы  и  будете  по  особым  поручениям,  но  не   можете  распоряжаться
компанейскими  товарами. Ваша экспедиция правительственная, секретная, вот и
благоволите  все, что вам надо, получить у  Лярского, о  чем я  и приказываю
ему.
     -  Вы подходите формально, и это удивляет меня... Что  за игра, Василий
Степанович?  Если  есть  у  вас,  так  выдайте!  Да  разве  у  Компании  и у
правительства не одна  цель? Ведь  вы сами знаете, что лавка  при экспедиции
будет компанейская, что Компания - ширма экспедиции.
     - Да откуда  это вы взяли, Геннадий Иванович,  что я не хочу? И как это
вы смеете рассуждать, что  Компания - ширма, когда она капиталист  и главный
владелец  всех  промыслов  и  земель? А  насчет  товаров  для лавки,  то  вы
ошибаетесь!  Не в