перь,  после разгрома
петрашевцев,  ничего  не поймешь, что можно, чего  нельзя.  Одни  правы,  но
бессильны, как  Александр, и  если веришь им  - губишь  себя.  Другие мертвы
мыслью,  но хоть что-то можно  сделать под их покровительством... Вот какова
моя философия! Меншиков и Перовский покровительствуют мне, хотя, быть может,
в  их-то  покровительстве и есть опасность.  Черт знает,  как  они  понимают
вопрос, ц могут все загубить полумерами... Константин еще юн, "моя надежда"!
Дай бог! Что-то он сделал?"
     В это время в кабинете канцлера тоже шла подготовка к заседанию.
     - Ну как, все еще нет листа из Пекина? - спросил Нес-
     374
     сельроде у Сенявина. Разговор происходил в Зеленом кабинете.
     - Нет, ваше сиятельство! - отвечал почтительно тучный Сенявин.
     - Как нет, как нет? Что они думают?  - пробормотал  канцлер.  В глубине
души   он  удивлялся,   как   плохо  поставлена   у   китайского  императора
дипломатическая часть.
     - Наши  министры  и  Муравьев  сами не понимают, на что хотят  толкнуть
Россию,- говорил  граф,  проходя с Сенявиным но длинной галерее, соединявшей
его квартиру  с кабинетом и  парадными залами Министерства  иностранных дел.
Эта  галерея  без  окон, вернее, коридор  с полусводчатым потолком,  увешана
картинами и освещена множеством свечей, горевших в бра.
     Нессельроде надеялся, что  рано или поздно государь вполне согласится с
ним и  откажется от  Амура вообще. Всюду считалось,  что страной  правит сам
царь. Но  в случаях, грозивших опасностью, канцлер умело сеял страх. В семье
Романовых не было душевного  спокойствия  с  тех пор, как  задушен Петр III,
задушен Павел, ходят тайные слухи, что не своей смертью кончила Екатерина, а
дворянство  достаточно  выказало  себя в декабре двадцать  пятого года...  У
Нессельроде  были очень  веские  доводы  и  были союзники.  Они представляли
подоплеку дела об Амуре по-своему и знали все не хуже Перовского.
     Дворцовая  площадь  полузамыкается  с  трех   сторон  огромным  зданием
Главного  штаба,  с  колесницей и  шестеркой бронзовых лошадей над  въездной
аркой.  В крыле этого здания,  выходившем на Мойку,  помещалось Министерство
иностранных дел.
     Здесь, в этом  совершенно  новом,  желтом,  как бы вызолоченном здании,
должно  было  решиться сегодня, будет  или  нет  возвращена России  огромная
территория па востоке, с протекающей по ней одной из величайших рек мира.
     Кони  цокали копытами по огромной,  почти пустой площади, с  часовыми в
касках  и с  одиноким ангелом на гранитной колонне, который то скрывался, то
появлялся в глубине низкого петербургского неба, в сумрачном облаке.
     Лакированная  карета  выехала  через  арку,  мимо  рыцарских доспехов в
желтых  нишах. Другая - вся в зеркальных  стеклах и со  стеклянной дверью  -
подкатила к подъезду  со стороны  широкого  и  выгнутого  Певческого  моста,
накинутого на узкий, в грязном снегу канал, сжатый двумя стенами гранита.
     Входя в здание нового Министерства иностранных дел и
     375
     подымаясь  среди  огней  и  позолоты  по  коврам  лестницы,  встречаясь
наверху, в  зале, вельможи разговаривали  друг с другом любезно,  со  слабым
оживлением.
     Все чувствовали, что сегодня быть бою. Кажется, что  в новых открытиях,
о которых пойдет речь, таится опасность... Есть какое-то странное совпадение
в намерениях  молодых  путешественников,  упорно стремящихся на  восток,  со
взглядами  только  что уничтоженных  революционеров во главе с Петрашевским,
которые тоже толковали о грядущем пробуждении Азии и стремились туда.
     Все это настораживает. Ведь колоннады, созданные знаменитыми мастерами,
и  так  величественны,  и  никто не заподозрит в слабости  империю, если она
откажется от странных предложений, побуждающих страну стремиться в круг иных
государств, к иному океану, а быть может, и к новому, иному будущему.
     Вошел граф Нессельроде и занял место в конце длинного стола, уходившего
зеленым полем к полуарке с торжественными лепными украшениями.
     Несмотря  на несколько неприятную внешность  и очень малый рост, сейчас
этот старик вызывал чувство почтительности и уважения, и, едва  он появился,
все смолкли.
     Заседание  началось. Директор азиатского департамента тучный  белолицый
Сенявин изложил суть дела. Потом стали читать документы.
     - Его долг был ожидать императорского повеления! - сказал, когда чтение
закончилось,  военный  министр  Чернышев,  плотный  и  рослый,  в сюртуке  с
эполетами  на  толстых плечах и  с выпуклой  грудью,  которая  покрыта  была
звездами и орденами.
     - Пригласите сюда капитан-лейтенанта Невельского,- сказал Нессельроде.
     Невельской вошел, встал, вытянувшись в конце длинного стола. Небольшая,
стройная фигура его в черном мундире, с орденами на груди и на шее, выражала
готовность  исполнять повеления,  и  тут не к чему было придраться, но глаза
смотрели  остро, возбужденно и зорко, осмеливаясь  присматриваться, словно в
этот единый  для армии и  флота образец офицерской персоны по ошибке вмещена
какая-то не соответствующая уставу душа.