Стоял-  полудневный  петербургский  сумрак.  Заседание  шло  при  свете
множества свечей, ярко горевших, как на балу, в бра на стенах, в  люстре над
столом и в подсвечниках. В глубоких креслах сидели важные старики в лентах и
звездах. Тут было
     376
     почти все русское правительство. Невельской подумал,  что эти почтенные
старики не могут быть несправедливы...
     - Капитан-лейтенант Невельской, на основании чего вы произвели опись? -
при  общей  тишине  обратился  к  нему  граф  Чернышев. У  военного министра
властное белое лицо с тяжелыми, чуть обрюзгшими щеками, пышные усы,  светлые
глаза и темные редкие волосы, зачесанные с пробора на  лысину. Он смотрел на
Невельского  с  тем видом надутой  профессиональной  свирепости, которая так
свойственна  людям,  привыкшим  грубо  повелевать  и  попирать  человеческое
достоинство по долгу службы. Но лицо его было не только свирепо. Чернышев по
примеру царя умел одновременно придавать ему выражение снисхождения.  Именно
с этим видом свирепости и лицемерной милостивости обратился он к капитану.
     Теперь Невельской уже видел перед собой не русское правительство. Перед
ним  был Чернышев,  которого, как  он  знал давно, страшились почти  все,  а
многие ненавидели. Это он пытал декабристов, вел  допросы и гарцевал на коне
у виселицы, когда вешали...
     Невельской  хотел отвечать,  но почувствовал, что  заикнется, и  замер.
Моложавый  Перовский  с  пышными   черными   бакенбардами  метнул   на  него
выразительный холодный взор, как бы призывая: "В бой!" В этом взгляде были и
гнев,  и  опасение,  что  офицер  струсит.  Взгляды  враждебные  и   взгляды
ободряющие  скрестились,  они  были  подобны  ударам бича  в  воздухе.  Одни
требовали мужества, другие угрожали.
     Невельской почувствовал весь ужас своего  положения. В грозное время он
стоял  перед  лицом  жестоких  п  бессердечных  судей,  которые  уже  многих
уничтожили   без   всякого   сожаления,   он,   осмелившийся  пренебречь  их
приказаниями и законами.
     -  Отвечайте,  откуда  вы  могли  знать  суть  императорского  указа до
получения  его,- продолжал военный  министр, как бы  беря допрос  на себя  и
желая  сбить  с толку того,  к кому обращался.  Это  было ему  привычно,  он
гордился тем, что умеет допрашивать. Хотя  Чернышев был министр военный, но,
как  и  каждый  близкий  царю Николаю,  чувствовал себя и  деятелем Третьего
отделения, изобличал, раскрывал, доносил и преследовал, чему научился еще  в
дни допросов декабристов.
     - Отправляясь на опись, я исполнил долг  мой, ваше сиятельство,- слегка
дрожащим голосом заговорил Невельской и тотчас взял себя в руки.- Наказывать
или миловать меня за это может один государь! - глухо и гордо добавил он.
     377
     Чернышев поднял изогнутые брови.
     - Почему же вы не ждали инструкции?
     - Если бы я ждал утвержденной инструкции, время, нужное для описи, было
бы упущено,-  почтительно отвечал  Невельской.- У меня  на руках  была копия
указа...
     - Вы получили неутвержденную копию, а не указ! - перебил его Чернышев.-
А это значит,- обратился он к членам комитета,  а всего более к Перовскому,-
что исследования незаконны! Это значит также...
     - Господа! - угрожающе перебил граф Перовский. Надо было пояснить намек
Невельского, а то все делают вид, что не понимают.-  Есть высочайшее мнение.
Его величество  все-милостивейше простил  капитан-лейтенанта  Невельского за
опись без инструкции.
     Все стихли, услыхав  произнесенное имя того, кто властен был над  этими
людьми и кто был  тут неподалеку, за площадью  с  ангелом  на  колонне,  чей
золотой штандарт с черным орлом торжественно полоскался на ветру за окном на
крыше дворца.
     Теперь надо было уравновесить силы и влияние.
     - Величайшие ученые всех европейских народов сошлись на том, что Амур с
устьев   недоступен,-  заговорил  Нессельроде.   Он  маленький,   с  очками,
блестевшими  при  свете  свечей и полускрывавшими  глаза  и  крупный  нос  с
маленькой горбинкой. Потоки буйных черных с проседью волос зачесаны со щек и
висков вверх  и  взбиты искусно  на голове, видимо,  для того, чтобы придать
канцлеру роста.  Нессельроде держится просто. Движения его полны изящества и
достоинства.-  А  капитан-лейтенант...-  Тут,  как  бы  запнувшись,  канцлер
поискал на бумаге фамилию офицера, но, казалось, не мог найти и сделал почти
незаметный  жест  рукой,  который, однако,  все заметили  и который  как  бы
означал: "Ну, бог с ней, какая бы ни была у него фамилия". Он продолжал: - А
капитан-лейтенант  не согласен с ними  и утверждает, что Сахалин остров,  из
чего  выводится  заключение,  что  необходимы  политические  действия...  Мы
рассмотрели все карты  и  документы и находим  сведения, представленные нам,
сомнительными...
     Глаза канцлера, живые и острые, поблескивали, а  говорил  он сухо и то,
что все уже слыхали.
     -  Ваши карты противоречат всем документам,- строго и ласково обратился
канцлер к  Невельскому,-  а также  докладу,  представленному  на  высочайшее
имя...
     - Так не высочайшему мнению, а вашему докладу они
     378
     противоречат,- саркастически заметил до  того молчавший, сухой и прямой
к