советы... И он  был вполне согласен со
взглядами  дяди  на  венгерскую  кампанию.  Конечно,  это   позор,  подавили
восстание против австрийцев! И все эти ордена, награды, разговоры противны.
     А  Куприянов  знал, с  кем толкует, и  надеялся, что  племянник многими
сведениями о здешних делах воспользуется, приведет в порядок и допечет, даст
бог, кого надо. Нрав Геннадия он знал. Что и женушка моя -одна кровь!
     - Да ты знаешь, что про тебя говорят  в Компании? Что ты прохвост, взял
чужую  карту  у Врангелей  и  подставил  на  ней другие  цифры.  Послезавтра
комитет, ты хоть  в канун его  от глупости  отрешился бы. А  то тебе плюют в
глаза,  а ты все  - божья роса!  В подлоге тебя винят! А  ты  хвали побольше
своего Литке... Врангели будут стараться подвести тебя под разжалование!
     Невельской остолбенел.
     - Дядя...
     - Кой черт, дядя! - перебил его Куприянов.
     Он долго еще  бранился. Невельского разобрала досада,  что дядя все это
видит, а бранится как-то впустую.
     343
     - А вы что делаете, дядя? - разозлившись, спросил он.
     - Что я делаю? Что я делаю?..- рассердился Куприянов и развел руками.
     Он ничего не делал...
     Невельской уехал от дяди, раздумывая обо всем, что тот наговорил.
     Невельской знал, что дядя не делает и сотой доли того,  что мог бы, что
ему живется очень  тяжело  от  этого.  Дядя,  конечно, взбалмошный,  резкий,
странный,  но многое, что он говорил, сбывалось и  прежде.  Может быть и то,
что он прокричал так исступленно сегодня, тоже походило на истину.
     Дядя многое сделал в свое время для Геннадия, помог матери устроить его
в корпус, посеял хорошие семена в его сердце.
     Едва капитан  приехал в гостиницу, как следом появился очень оживленный
Миша. Он был днем у министра внутренних дел, тот расспрашивал об экспедиции,
смотрел вместе с ним карты, пересланные Меншиковым.
     Невельской рассказал, что завтра вместе с Литке явится к Константину...
     Миша в свою очередь сообщил, что Перовский отозвался с большой похвалой
об исследовании Амура.
     Они сидели в креслах  напротив  друг  друга.  Миша улыбался  счастливо,
уверенный, что дело получает сильную поддержку...
     "Но  что   Врангель?  Странно...-думал  Невельской.-Неужели   Фердинанд
Петрович  так  сказал обо мне?" Невельской перестал сомневаться, в  душе его
поднималась буря. Он желал честно и  прямо говорить, открыто доказывать свою
правоту. Сегодня в  разговоре  с  Литке  капитан  просил  устроить встречу с
Врангелем,  но Федор Петрович  оба раза,  когда об  этом  заходил  разговор,
как-то увиливал... Черт знает что! Какие-то загадки... Однако после беседы с
Куприяновым капитан  решил больше  не спускать...  Дядя не стал бы лгать. Он
мог преувеличивать, выказать излишнюю страсть, ярость...
     - А ты знаешь, Лев Алексеевич сказал, что статья не будет напечатана...
Но подчеркнул,  что она не останется  без последствий! Я  придаю его  словам
большое значение. Он так и сказал: по нынешним временам печатать не следует,
так как
     344
     там задеты важные политические вопросы, но примет меры самые строгие...
     - К кому?
     - Да к Географическому обществу, конечно.
     "Этого не хватало!"-подумал Невельской, но смолчал.
     В Якутске вместе с Муравьевым он  возмущался статьей Берга, а потом дал
против нее  Николаю  Николаевичу  превосходные  доводы  и  множество фактов,
опровергающих ее,  разбивающих  в пух и прах все хитросплетения и домыслы  и
всю ложь автора, утверждавшего, что Амур не принадлежит России. Но он совсем
не думал, что ответом Муравьева начнут, как дубиной, подшибать ученых.
     - В  тысячу раз полезней  было бы, Миша, ее напечатать, а  самого Берга
оставить в покое.  Важно опровергнуть ложный взгляд, чтобы  общество видело,
что мы лжецов опровергаем. Неверный взгляд должно разбить, чтобы все узнали.
А то вот в воздухе что-то носится... Ведь если так сказал Лев Алексеевич, то
слова эти можно понять в том смысле, что будут приняты какие-то  меры против
Географического  общества  и Берга, а  статья  останется лежать на  столе  у
графа. Значит,  ложная статья Берга  не будет  опровергнута. Ах, Миша! Я уже
сказал  сегодня  Федору  Петровичу,  что  взгляд  Берга  позорный,  что  это
подлость,  что в то время как мы начали там исследования, он нам воткнул нож
в спину!
     -  Ну  вот видишь!  Ты же сам  согласен...  Ведь Лев  Алексеевич желает
справедливости... Ну, разве не следует дать бой?
     - Бой!  Следует  дать, но не  валить ученых!  Не прятать, брат, статью,
которая  объяснила бы обществу все, и это  было бы в тысячу раз важнее, чем,
например,  устранение Берга от сотрудничества  в "Известиях", чего многие не
заметят, а  кто заметит, так поймет это  как  бессмысленное  оскорбление, не
зная сути вопроса.
     - Ты будешь говорить о статье с Львом Алексеевичем?
     - При  удобном случае скажу  ему  свой  взгляд. Какая-то  уклончивость,
непрямота   наших  деятелей  меня  мучает.  Много  прекрасных,   порядочных,
образованных,  а  не  втолкуешь простой  истины,  словно будущее  никого  не
заботит...  И ведь сидишь без дела, толчешь воду в ступе. Чем я  тут  занят?
Еду к князю, ко Льву Алексеевичу, к дядюшке, к  Федору Петровичу... Ну,  все
это хорошо, но ведь я-то сижу без дела, явился
     345
     сюда, чтобы ездить, хлопотать, кланяться. А дело там стоит, дела  полон
рот, а мы будем здесь пер