ельского п еще тем,  что  Геннадий  Иванович  сделал  великое
открытие и,  конечно, страдает за его судьбу,  хочет там скорее все занять -
естественное  желание  как  можно  скорее  довести  до конца  дело,  начатое
собственными руками. Федор Петрович  ответил, что не следует спорить  о том,
что  ясно,  надо  действовать,  что Константин будет завтра,  надо  явиться.
Великий князь может оказать самую сильную поддержку...
     - Его высочество сам начинает управлять Министерством! - повторил Литке
с  гордостью,  как говорят  о  возмужавшем  сыне. А  в  душе Литке испытывал
глубоко затаенную боль, он говорил все это тоже как бы по инерции, привыкнув
жить много лет интересами великого князя...
     И вдруг  капитан почувствовал, что Литке не может быть в  душе доволен.
"Как же, его воспитанник входит в должность, а сам он не у дел и сказал мне,
что его выбрасывают за ненадобностью, как старый блокшкив..."
     Невельской     знал    характер    Константина,    его    аккуратность,
исполнительность (вот и теперь он начал с того, с чего хотел.- с составления
нового  морского  устава,   и  будет  сидеть  над  этим),  знал  его  умение
неукоснительно следовать,  чему полагается, и при этом не переступать границ
дозволенного.  Все  это  сам  Литке  воспитывал  в  нем.  И  сейчас  капитан
встревожился  не  только  за  Литке, но  и  за  себя:  найдет ли  он,  кроме
сочувствия, настоящую поддержку у Константина.
     Литке заметил, что молодой офицер расстроен, и попробовал утешить его.
     -  О! Геннадий Иванович, не вешайте носа прежде времени, мы с  вами еще
многого не знаем, а когда будем у его высочества, я думаю, он кое-что скажет
нам...
     В тот же день Невельской оказался на другом полюсе петербургской  жизни
- у дядюшки Куприянова.
     - Нашли чем хвастаться. Да ты слышал, как нас теперь
     341
     называют? Жандармы Европы!  Это наш-то  мужичок,  который спит  и видит
пустить красного петуха своему помещику! Его-то пристроили на эту должность!
И  все  получили ордена  за такую кампанию  -  срам и  позор,  братец!  Кого
воевали? Повстанцев?!  Они с голыми  руками, с вилами,-кричал на Невельского
дядюшка Куприянов, отставной адмирал.-  Разогнали мужиков!  Позор,  всем вам
позор! Константин - наша надежда  - с Александром  был там!  Честь невелика,
грех...
     Слюна летела  потоками  из  дядюшкиного рта. Куприянов  обо всем  судил
резко,  безапелляционно и не  говорил  иначе,  как во  весь  голос или стуча
кулаками  по  столу. Главная черта характера его  - прямота,  которой он  не
желал класть никаких границ.
     - Это, брат, не к чести нам! - загибая мизинец и суя кулак чуть ли не к
носу племянника, хрипло кричал он.-  Англичане и  французы оскорблены,  они,
брат,  раздувают это. Мы  -  жандармы  Европы!  Вот  что  им  надо!  Это  их
оскорбило, и дураки будут их министры, да-с, дураки-с, если не воспользуются
и не накладут нам. Этим они, брат, разъярят всю Европу! Кои черт, скажи, нас
гнал помогать немцам! Пусть бы венгры отложились! Что венгры, что  славяне -
их взгляд на австрийскую монархию  един. Смотри, Генаша, тебе англичане тоже
накладут! Возьмут, возьмут они у тебя устье Амура, помяни мое слово, отымут,
ты далеко не уедешь там, где Компания  наша. В наше время, действуя безумно,
можно что-то совершить! Ты не ждал  инструкции - поэтому открыл! Тебе, брат,
никогда  не позволят  ничего,  никогда ни единой бумаги вовремя не  дадут...
Подлецы! Шайка! Помни это, ушкуйником будь! Открой, как Ермак,  и бей челом,
проси  прощения... Англичан  не  бойся!  Ударят  - бей  сам!  Ни на йоту  не
спускай...
     Дядюшка сел на своего конька и пошел честить Компанию.
     Известно было,  что молодой Врангель считал  его  ничтожеством, который
хвалился былыми  заслугами, совершенно не- практичным человеком, но ужасался
и бледнел, когда на заседаниях Куприянов брал слово.
     От дяди в  страхе были все,  но  его речи  выслушивали с удовольствием,
хотя считалось опасным быть знакомым с ним, разделять его взгляды.
     Дядя всегда и везде  говорил о  проделках Врангелей, поносил Фердинанда
Петровича.  И сейчас Куприянов взялся  раскрывать племяннику всю подноготную
Компании, какие там
     342
     затеваются  аферы и что в них участвуют и Врангель, и сам Литке,  и все
адмиралы - эстляндские  помещики, что они беднеют на своих рыцарских землях,
на Украине не всем удается завести поместья.
     Невельской попытался  оправдать Фердинанда  Петровича, но тут Куприянов
разъярился еще сильнее.
     - Будь  им благодарен, поцелуй их куда-нибудь, когда англичане  у  тебя
Аляску из-под носа заберут!
     Дядя  -  член  правления  Российско-Американской компании.  Он  ученый,
известный моряк-гидрограф,  участник Анапского  боя и  многих  экспедиций  в
Тихом  океане.  Он был главным  правителем колоний  в  Аляске, трижды обошел
земной  шар,  в  честь  его на  Тихом  океане названы  острова, мысы...  Сам
Невельской назвал один из заливов его именем.
     Дядюшка доживает  свой век в страшной  вражде с  Врангелями. Считается,
что Куприянов  - бич Компании. На  собраниях акционеров он  выкидывал  такие
штуки, что даже князь Меншиков стал обрывать его.
     Он  судит  о  делах  Компании  так,  словно  это  банда  спиртоносов  и
грабителей, которую надо разогнать.
     "Врангель! Да это мерзавец!"
     Дядя стал в  Петербурге притчей во языцех, но, как понимал, слушая его,
Невельской,  старик подавал  дельные