стро  подошел,  горячо  обнял
капитана, и они по-русски, крест-накрест, трижды поцеловались.
     По  тому, как засверкали светлые глаза адмирала, как  не  было в нем ни
тени важности,  свойственной военным, а особенно  военным в  больших  чинах,
видно было,  что его адмиральский мундир -  не препятствие  для бесед живых,
даже бойких, для излияний пылких и даже для споров.
     Литке, очень подвижной, даже  торопливый, в свое время молодым офицером
немало претерпел за это по службе, но таким, видно, остался и до старости.
     - Ну  вот, я  вам  говорил,  что все  будет  благополучно...  И никаких
придирок! Я же их знаю! Так на Модер-банке?
     334

     - Так точно, Федор Петрович...
     - Ну и прекрасно! Все прекрасно. И войны еще нет... Хотя,-добавил Литке
шепотом,  с  юмористическим  видом,  как  бы  играя  в  таинственность,-   в
Петербурге все приведено в боевую готовность.
     Когда в  сорок восьмом  году "Байкал" отправлялся из Кронштадта, старые
адмиралы долго размышляли, как пройти Европу. Главное, что капитан доставлял
в  восточные моря  не  продовольствие,  а пушки и порох на  случай  войны...
Лутковский,  Гейден, Анжу, Васильев и фон  Шанц  обсуждали, какие взять меры
предосторожности,  все  они  хорошо знали английские  порты  и порядки  там.
Невельскому посоветовали по приходе в Портсмут не становиться на Спитхэдском
рейде, а подальше от крепости, на Модер-банке, чтобы в случае чего уйти, как
в свое время Головнин на "Диане" с Капского мыса.  Теперь все это в прошлом,
смешно вспомнить, какие ожидались опасности.
     Невельской  тут  же  рассказал,  как  он вообще  хотел  не  являться  к
портсмутскому адмиралу и это можно было бы сделать, но сказали, что тогда не
дадут воды. Когда потом явился, никаких расспросов не было, адмирал оказался
прекрасным человеком, пригласил обедать... Литке знавал этого адмирала.
     - На наше счастье, у нас волнами снесло рубку  в Немецком море,  так  я
сказал, что нужен ремонт, и поэтому мы встали там... Адмирал еще предупредил
меня, что  действуют  кромвелевские  законы  и  нельзя  чинить судно  своими
материалами, должны оплатить ввозную пошлину, но тут же объяснил, как обойти
законы, найти купца, и он все сделает и произведет работу.
     Невельской рассказал про Лондон, хвалил доки.
     -  Мой  дорогой  Геннадий  Иванович,-  погрозил   Литке  своим  длинным
пальцем,- поосторожнее, братец, по нынешним временам вас сочтут космополитом
за такие разговоры.
     - У меня в Портсмуте человек сбежал. Такая каналья! Мастеровой Яковлев,
на хорошем счету был, полиция говорит - увели торговцы.
     - Вот  мы не воспитываем пат-ри-о-тиз-ма в простом человеке.  Потому  и
сбежал!   Время   прошло,   когда  матрос  служил  не  рассуждая.  Люди  при
соприкосновении с Европой понимают многое...
     Быстро перешли к столу. Появились карты, и пошел раз-
     335

     гонор, продлившийся  несколько часов, но обоим собеседникам показалось,
что промелькнули лишь минуты.
     Литке  уже  слыхал,  какой  шум  поднят  вокруг  открытия  Невельского,
нагородили бог знает чего. Но истина очевидна.  Он знал -  Геннадий Иванович
со странностями, но верил ему, как самому себе!
     Литке  не  пустился в  похвалы, как  это любят  делать  в таких случаях
адмиралы и  другие  важные  лица.  Он  расспрашивал о найденном'  проливе, о
фарватерах,  о самой  реке,  о  населении,  о  течениях...  Смотрел  таблицы
температур...
     За эти  годы Федор  Петрович  еще сильнее поседел и постарел, хотя лицо
еще свежо.  Когда  Невельской  уходил  из  Кронштадта, положение Литке  было
неопределенным. Он закончил воспитание великого князя и ждал назначения.
     И  вот  Невельской  успел  обойти  вокруг  света,  сделать  открытие  и
вернуться через Сибирь, а положение Литке все еще без перемен.
     На  днях  Меншиков  предложил  ему  должность  командира Архангельского
порта.  Горько  стало старому  адмиралу. Он  был  создателем Географического
общества, вся  жизнь его  связана с Петербургом, где  многие морские офицеры
воспитаны  им,  многие  ученые  открытия  подготовлены.  Он  понял, что  его
стараются убрать из столицы.
     Литке не  чувствовал себя стариком, он бодр,  полон сил.  "В  странное,
тяжелое  время  мы  живем",-писал  он  в  эти  дни  своему  другу Фердинанду
Петровичу.   Литке  винили   в  либерализме,   утверждая,  что  у   него   в
Географическом обществе  собирались вольнодумцы.  Государь, сыну которого он
отдал много лет своей жизни, казалось, не был благодарен и не желал защитить
его от  нападок. А  тут  еще, как  слыхал Федор Петрович, его стали называть
"немцем". Это  было оскорбительно  для него. Он всю жизнь отдал  России.  "О
том, что при дворе полн