из  которой катил к  океану свои таинственные воды великий
Амур,  видел  стада китов,  морские  острова, где  на  скалах, по  выражению
капитана, как  запорожцы, отдыхали  громадные  сивучи, а тучи птиц покрывали
вокруг море на десятки миль, так что не видно воды, встречал гиляков в юбках
из нерпичьих шкур и  даже слышал, как они произносили русские слова, которым
учили их алеуты и матросы, спутники капитана.
     -  Да  вы артист!  -  смеясь  и  слегка  откидываясь в кресле, вымолвил
Перовский.
     Из его глаз стало исчезать выражение профессиональной пристальности.
     Лицо графа, с тех  пор как  капитан видел его в  последний  раз,  стало
несколько  бледнее.  Бледность  шла  лицу министра.  Оттенялись  начерненные
бакенбарды и завитые волосы, которые Лев  Алексеевич время от времени трогал
над висками белой пухлой рукой.
     У графа гордо посаженная голова и мягкие движения любезного и властного
барина.  У  него  одно  из  тех моложавых и миловидных лиц, которые бывают у
людей, до  старости  любующихся собой. Нынче  Перовский  в  зените  славы, в
особенной милости у государя, осыпан наградами и почестями.
     Все, о чем Лев Алексеевич  сейчас слышал, было далеко-далеко, там,  где
Восточный океан, где люди в плоских шляпах, бамбуковые рощи... Моряк говорил
вдохновенно  и совсем  не испытывал  смущения, которое по нынешним  временам
заметно даже и у тех, кто не виноват...
     А Невельской уже пошел про бивень мамонта...
     - Да, да, расскажите мне,  пожалуйста, что это за клык, о котором пишет
мне Николай Николаевич! - заметно оживившись, сказал министр.
     Невельской знал, что Перовский страстный коллекционер. Он, как и многие
вельможи того  времени,  увлекался минералогией,  археологией; нумизматикой,
коллекционированием  картин  и других произведений  искусства.  Он  гордился
уникумами,  которые  удавалось приобрести в  Европе или вывезти  из  глубины
России. Ни  у кого не было таких богатейших и редчайших коллекций, внушавших
зависть  всем стареющим и подагрическим любителям редкостей,  как у министра
внутренних дел графа Льва Алексеевича.
     318
     Вместе с внутренними  делами огромной Российской империи  в его ведении
находились и всевозможные источники добывания редкостей для своих коллекций,
а также множество людей, посредством которых  можно  было, кажется,  достать
все,  что захочешь, из-под  земли и  из-под воды,  готовых  приложить  любые
старания, чтобы угодить всесильному министру.
     Все  губернаторы России  знали  о страстях графа Льва Алексеевича, а уж
губернатор, как известно, у себя в губернии мог сделать все.
     Невельской рассказал,  что бивень выпал в низовьях Лены из  слоя вечной
мерзлоты, на нем было мясо мамонта...
     - Ах, так разве нельзя было с мясом прислать? Ведь нынче мороз!
     - Клык был найден летом, но там  холодно. Кажется, морозили  во льду...
Во  всяком  случае,  Николай  Николаевич  принял все  возможные меры,  чтобы
доставить хоть кусок мяса.
     О  деле больше  не поминали.  Напрасно Меншиков уверял,  что  граф  Лев
Алексеевич, как человек,  которому многое известно, будет  руководить и даст
линию, как держаться на комитете.
     Говорили про бивень мамонта,  но Невельской отлично понимал, что теперь
ему  будет  оказана  поддержка  гораздо  большая,  чем   если   бы  разговор
продолжался о самом деле. Порукой тому было удовольствие, написанное на лице
графа.
     Невельской знал, что Перовский  очень хитер и на ветер слов не бросает,
не делает необдуманных поступков, что он зря не выкажет радушия.
     Отпуская капитана,  Перовский, как бы  между  прочим, помянул,  что шум
поднят  большой.   Он  сказал,  зачем  же   посылали  экспедицию   академика
Миддендорфа?  Ведь на него,  помимо научных целей, возложено было  поручение
выяснить пограничный вопрос.  Теперь все его  выводы идут насмарку. Он также
сказал, что теперь  очевидно,  что исследование лимана  в сорок шестом  году
было произведено поверхностно и небрежно.
     - Графу Путятину из-за всех этих сведений отказано было в осуществлении
проекта идти к устью Амура и в Японию...
     Лев Алексеевич просил Невельского завтра вечером к себе. Он намеревался
показать его знакомым...
     Невельской поехал домой, потом к брату.
     Обедал он у Меншикова. Тот сказал, что военный министр беспокоится: нет
войск  для  охраны устьев  Амура,  а  Вронченко вопит,  что  нет  средств  в
Министерстве финансов.
     319
     После обеда, когда Невельской откланялся, князь спросил его:
     - Куда же ты?
     -  На Васильевский остров. Мне  непременно надо увидеть сегодня Михаила
Семеновича Корсакова...
     - Того, что прибыл курьером?
     - Да, ваше сиятельство.
     - Так погоди...
     Князь позвонил и приказал подать к заднему крыльцу Громобоя.
     - Это тот жеребец, которого ты мельком видел. Поедешь и посмотри каков,
потом скажешь свое мнение. Заметил ты Громобоя?
     - Как же, ваша светлость... Прекрасный...
     Могучий жеребец  процокал копытами под каменным сводом,  мимо  знакомой
конюшни и сада  около огромной стены, отделявшей усадьбу князя  от улицы,  в
высокие ворота, и Невельской очутился на Шпалерной...
     Если  Меншиков из-за открытия  устьев Амура претерпел  неприятности, то
могущественный  министр  внутренних  д