ю,  он вспомнил  совет  губернатора,  как
говорить с Перовским, на какой струне играть.
     Вот так,  возвратившись  из  Сибири,  почувствовал он,  что  тут кругом
партии, личности, борьба, у каждого свои цели  и интересы и  что от него еще
будут  требовать неприязни к  тому,  кто  до сих пор был приятен и дорог,  и
приязни к тому, кого он терпеть не мог, что мало  открыть устье Амура там на
Востоке, куда труднее открыть его здесь, что тут действительно,  может быть,
как-то нелепо говорить о южных гаванях... Интересы морские здесь непонятны!
     315
     Но счастье, что Константин здесь. Он помнит и покровительствует!
     "А  Врангель ушел!  У  нас не  берегут  моряков.  Вечное  пренебрежение
морским  ведомством! Всегда  мы на  положении  пасынков!  Позор!  Нет  у нас
интереса к морю! Черт знает что, губим то, что есть... Судим о России, как о
сухопутной  стране... Моря  боимся, когда  без моря  мы ничто...  Я не  смею
сказать морскому министру о  гаванях, без которых Россия  жить  не сможет. В
Петербурге, хотя город этот  потому и построен  тут, чтобы быть приморским и
служить морю, меньше всего интересуются морем! Увольняют славных  адмиралов!
На  берегу моря устроили себе сухопутную вотчину и во  главе флота поставили
сухопутного барина... Какое-то береговое, черт знает какое, понятие о флоте,
море... Сидеть у  замерзшего окна. Скоро ли наконец флотом станет  управлять
Константин?
     ...Но  если тут  какая-то  подлая интрига - я  не стану ждать... Я  сам
поеду к  Федору  Петровичу,  поеду к Врангелю... Пусть судят сами, мое  дело
открытое".
     Он хотел  бы знать,  тут ли Баласогло, прощен ли  0  отпущен  ли,-тогда
очень  кстати  встретиться  и  поговорить  с ним,  помимо  того,  что просто
соскучился.
     Невельской предполагал, какой толчок даст он размышлениям своих друзей,
когда расскажет им про Амур, что там на  самом деле, как это все выглядит...
Это  воодушевит  Александра необычайно. Конечно,  если  он  цел... И  надо к
братцу,  потом к Мише, еще  к  дяде... И  к  князю  обедать.  Честь  велика,
отлично!
     ...А Меншиков, оставшись один, еще раз пересмотрел карты.
     - Ясно  как божий день! Компания напутала,  а  теперь хотят обвинить  в
подлоге  моего офицера.  А Чернышев...  Вот я теперь  покажу ему,  что такое
брамсель!

Глава 37 У МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

     Жаль, жаль, что Николай Николаевич заболел. Мы ждали его.
     Министр  внутренних дел, моложавый  мужчина лет  пятидесяти,  с густыми
черными, слегка завитыми волосами, как-то странно взглянул на офицера своими
красивыми глазами.
     316
     Лев  Алексеевич  спросил, любят ли Муравьева в  Иркутске,  как  находят
сибиряки  его деятельность,  как он вообще там живет  и  как  чувствует себя
Екатерина Николаевна.
     Потом разговор  пошел  о  погоде, словно для министра было очень важно,
какая сейчас погода в Сибири, и снова вернулся к болезни Муравьева.
     - А есть ли в Иркутске хорошие доктора?  Невельской  старался  казаться
посмелей и попроще и выказать, что ничего не боится.
     -  Есть превосходные доктора: Персии и  Штубендорф! Заметно  было,  что
болезнь   Муравьева  как-то   особенно  заботит  министра,  что  он  огорчен
неприездом Николая Николаевича.
     Перовский задал много вопросов о кругосветном,  о здоровье  и поведении
экипажа, о том, как пропал матрос  в  Портсмуте, об офицерах, кто отличился,
чем, кто и как вел себя, потом вообще о путешествии.
     Невельской,  памятуя советы губернатора, с неподдельным жаром рассказал
о Бразилии,  о приеме у  императора,  о параде бразильских  войск,  потом  о
Гаваях,  перешел  к  китобоям, к  разбоям  иностранцев,  очень  обстоятельно
рассказал о подходе иностранного судна к южному входу в реку Амур и тут же -
про  Гиля,  который  намерен написать книгу о  Сибири и  о  богатствах наших
морей. Потом - про необычайное оживление деятельности англичан и американцев
в Китае, на островах  Тихого океана, о том, что шкипера их и офицеры военных
судов клянутся, что расшибут всю Японию вдребезги, если она не откроет порты
для торговли, что американцы уже собираются снаряжать экспедицию.
     Перовский присматривался к Невельскому так, словно при прошлых встречах
не разглядел  его  как следует. Он  был озабочен  и строг, но,  кажется,  не
разбоями иностранцев у наших побережий, а чем-то другим.
     Невельской говорил  горячо,  видно, намолчался  за дорогу; речь  его  о
событиях, важных и интересных, так и лилась. Перовский невольно увлекся.
     В  этом  кабинете  со множеством чучел  животных и птиц и с коллекциями
редких минералов  офицер,  примчавшийся  на  перекладных  с  берегов  Тихого
океана, был редкостью.
     Сами  эти  слова: "Сахалин", "Амур",  "гиляки"  -  необычайно редкие  и
непривычные, Невельской произносил как-то легко, уверенно.
     Во власти графа Льва Алексеевича была обширнейшая и
     317
     прекрасная страна,  но сам  он давно никуда не ездил дальше  Петергофа.
Тем  охотнее он  совершал сейчас мысленно  путешествие  вместе  с капитаном,
побывал в  бухте,