ойко, а следует повременить и проверить все как следует".
     Гильом  сказал, что у Компании запросили мнение и объяснения. Правление
дало ответ, что верит предыдущим исследованиям, что нужно видеть новые карты
и все сличить. Ожидались  черновые  карты  Невельского,  и  в  самом  скором
времени прибудет он сам.
     -  А вы  знаете,  дядя, есть просьба Муравьева  назначить Невельского к
нему,-  сказал Гильом  с  таким  выражением,  словно в этом таилась  большая
опасность.
     Адмирал снова быстро заходил по комнате, словно готовый выхватить шпагу
и скакать, скакать, нанося удары...
     "Невельской опять пойдет на Амур! Конечно, вместо того  чтобы проверить
его,  все  подтвердится  им самим.  А Завойко и Компания - в  стороне. Ловок
Муравьев,  нечего  сказать!  Василий  Степанович легко согласился перейти  к
нему. Но будет ли прок? Не раскается ли он когда-нибудь? Не проклянет ли тот
час, когда ушел из Компании?"
     - Открытие Невельского  надо проверить,- сказал дядюшка,- возможно, что
тут не так все просто.
     Врангель  решил   поговорить  с   Литке,   а  тот  пусть   узнает  все.
Действительно, что-то странное... Впрочем, как знал Врангель,
     297
     бывают ошибки ученых и, конечно, бывают неожиданные открытия, но нельзя
ставить под удар Компанию и честнейшего Завойко.
     Фердинанд Петрович еще в позапрошлом году говорил о Невельском с Литке.
Федор  Петрович  отозвался о  нем  прекрасно,  утверждая,  что это настоящий
молодой   ученый   и   что   Николай    Николаевич   Муравьев   готов    ему
покровительствовать из самых благородных и высоких побуждений.
     Врангель и Литке дружили  всю жизнь, но не навязывали друг другу  своих
мнений. Фердинанд Петрович вполне доверял другу, хотя намерения  Невельского
ему не понравились еще тогда...
     Но теперь он готов был держаться  совершенно иного мнения о Невельском.
По рассказам Гильома тот представлялся в непривлекательном виде.
     Врангель знал, что в его положении нельзя поддаваться страстям; он, как
старый адмирал и  ученый, обязан решить  все по совести,  согласно интересам
науки. Если Невельской в самом деле нашел вход в реку, то нужна проверка. Но
и  в таком  случае Врангель не  был бы  в восторге  от неприятного для  него
открытия, которое произошло как-то странно.
     Есть ли пролив  между материком и Сахалином, доступен ли Амур - оба эти
открытия  должна  проверить Компания посредством  людей,  знающих тот  край.
Лучше всего поручить Завойко, он прекрасно распорядится. И нельзя  позволить
оскорблять  Завойко.  Сам  того  не желая,  адмирал  чувствовал -  он  помог
Невельскому  унизить Компанию, умалить  значение долголетних  трудов Василия
Степановича. "Но кто знал, кто знал!"
     -  Возможно, устье в самом деле доступно?  А? Вот  что! - вдруг  быстро
сказал старый Врангель.
     - Ах, дядя!  - в отчаянии воскликнул молодой барон.- Ну, этого никак не
может  быть!  За  две недели они  осмотрели  лиман, площадь  которого  равна
нескольким тысячам миль,  и доказывают совершенную  нелепость, будто Сахалин
остров...
     - Ты думаешь?
     - Да, да...
     Врангель задумался и потом тихо, но значительно вымолвил:
     - Все надо проверить... Откроется истина, и  будет восстановлен престиж
Компании...
     О Невельском он решил поговорить еще с Политковским.
     298
     Слишком доверяться нельзя.  Конечно, ученые  открытия так не  делаются!
Гильом прав.
     ...Гилюля    недаром    представлялся   Фердинанду    Петровичу   самой
замечательной  личностью из всех молодых Врангелей. Девятнадцати лет от роду
он поступил к дядюшке  в департамент корабельных лесов, двадцати одного года
стал столоначальником,  в  двадцать  пять  по совету  Фердинанда  Петровича,
который желал, чтобы родные его не только  служили, но  и были бы деятелями,
приносили бы  пользу  государству своей  ученостью,  составил  труд "История
законодательства  о  лесах в  России", который  был  напечатан. После  этого
Василий Егорович пошел в гору.
     Теперь,  после того как дядя  ушел  из  Морского  министерства, Гильома
назначили   на   его   место   начальником   департамента.   И   здесь,  при
покровительстве дядюшки, он стал одним из пяти членов главного правления.
     Если  Завойко был своим человеком в колониях, то в Петербурге таким  же
был Гильом. Со временем Гильом стал бы председателем, а Завойко правителем в
Ситхе; Фердинанд Петрович мог бы быть спокоен.
     ...Врангель  много  лет  был  главным  правителем  колоний  на  Аляске.
Считалось,  что  это  был  золотой  век  Аляски.   Добыча  росла,  дивиденды
повышались.
     Врангель  с удовольствием жил  в  своем "дальнем  мире", о  котором  он
мечтал когда-то. Казалось бы, лучшего нечего и желать.
     Впоследствии Врангель  стал председателем Компании в Петербурге. Тут, в
столице, он вскоре понял, что аляскинские дела идут не так благополучно, как
всем кажется. Он попытался исправить положение, посылал туда людей, старался
завести там собственное судостроение - там построили эллинг,- но всего этого
оказалось недостаточно.
     Адмирал  почувствовал свое бессилие. Что бы он ни  пытался сделать, все
упиралось в какую-то стенку.
     Протестовать,  действовать решительно он не  смел, помня, в какое время
живет.  К  тому же за  ним  были  грехи.  Он, как  и Литке,